Представившись, он поцеловал ручку раскрасневшейся от удовольствия Марины Карповны, затем Анны и протянул руку для пожатия Сафронову, который с видом мученика ответил на приветствие.
– Вижу, вам неприятно меня видеть, Иван Ильич?
– Нет-нет, что вы, – вздохнул обречённо Сафронов. – Просто я, гм-м-м… Просто я очень устал сегодня.
– А вы что, знакомы, папа? – удивлённо посмотрела на него дочь.
– Да, встречались как-то, – уныло ответил Сафронов.
– Так вот, теперь послушайте меня, родители! – торжественно объявила Анна. – Андрей Михайлович из очень порядочной дворянской семьи! Он старший брат моей лучшей подруги Аси и… – Не договорив, она покраснела и посмотрела на своего избранника, словно ища у него поддержки.
– Я сделал вашей дочери предложение руки и сердца, господа! – продолжил Шелестов. – Я полюбил вашу красавицу с первого взгляда, как только увидел в доме родителей в гостях у сестры. С тех пор я потерял голову, и… Одним словом, Анна согласилась выйти за меня замуж, и я очень надеюсь, что её решение одобрите вы, господа родители.
За столом зависла тишина, и стали отчётливо слышны голоса оживлённо общающихся за другими столиками посетителей.
– Вот, значит, как обстоят дела наши, – дважды перечитав письмо Агафьи, снял с переносицы очки Андрон. – Давидик собирается бежать из Самары со дня на день.
Он посмотрел на сидевшего у печи с отсутствующим видом Кондрата Реброва и усмехнулся:
– Эй, гопник, ты чего портки не стираешь? Дерьмо в них поди уже высохло и прилипло к заднице.
Кондрат исподлобья посмотрел на старца мутным, ничего не выражающим взглядом и хриплым, сорванным голосом сказал:
– Портки мои чистые, не обгадился я. А вот ты… Почему ты стрелял в мою сторону, кормчий? Ты ведь чуток не снёс мне башку своим выстрелом.
– Если бы хотел снести тебе башку, то снёс бы, не сомневайся, – осклабился Андрон. – А вот жизнь твою я спас, или не заметил? На тебя ведь кабан сзади бежал. Промедли я чуток, не калякал бы сейчас, у печи сидючи.
– А откуда он взялся? – покосился на него Кондрат. – Когда мы шли по лесу, я следов никаких не видел.
– Откуда-откуда, но не я же его на тебя, будто пса, натравил? – язвительно ухмыльнулся старец. – Зверь подраненный был, озлобленный.
– А как же ты увидел его? – пробубнил Кондрат. – Ты же, не оборачиваясь, впереди меня шёл.
– Сам не знаю, – пожимая плечами, ответил Андрон. – Что-то внутри вякнуло. Ты не забыл ещё, что я только наполовину человек, а на другую половину Христос!
Дверь открылась, в дом вошёл Ржанухин. Он молча скинул тулуп, прошёл к печи и сел рядом с Кондратом.
– Эй, Савва? – обратился к нему Андрон. – Акромя письма, матушка на словах мне ничего не передавала?
– Сказала, чтобы самогон не глыкал и делом занялся, – отозвался Ржанухин.
– А ты чего, всё ей рассказал про меня? – насторожился Андрон.
– Она и сама знает, чем ты от безделья здесь занимаешься в её отсутствие, – ответил Ржанухин. – И рассказывать ей ничего не надо было.
Старец покачал головой и ухмыльнулся.
– И то верно, – сказал он. – Матушка меня как облупленого знает. А теперь… – Он посмотрел на Кондрата: – И теперь матушка права, за дело браться надо.
– А чего ты на меня глядишь, кормчий? – поёжился под его взглядом Кондрат. – Надо так надо. Говори, что делать.
– Один жид, ювелир, мне много задолжал в Самаре, – заговорил вкрадчиво Андрон. – А отдавать мне должок, видимо, не собирается. Так вот, надо спрос с него учинить. Ты как, подсобить мне в том не возжелаешь?
– Я? – обомлел Кондрат. – А я-то здесь при чём? Тебе задолжали, ты и спрашивай. Подсоблять вон Савву с собой возьми, а я… Я не для того к вам, христоверам, припарился, чтобы разбоем и грабежами заниматься.
– Следует понимать, что ты отказываешься подсобить? – помрачнел Андрон. – Какой-то жид наш корабль казны лишает, в нищету ввергает, а ты…
– Я же сказал, что жить, как жил, больше не хочу и не могу, – упрямо гнул свою линию Кондрат. – Я жить по-людски хочу, правильно. Вот нагляделся я тут на твои кренделя, кормчий, и решил, что как выйду из леса, так сразу от вас уйду.
Слушая его, Андрон едва сдерживал бушующую внутри ярость. Он сначала покраснел от досады, затем побледнел и сказал дрожащим от гнева голосом:
– Ладно, уйдёшь, Кондрат, уйдёшь. Держать не станем. А чего опредь души якшаться с нами? Ты лучше к скопцам ступай. Они там все без яиц, зато «праведники».
Потеряв интерес к Реброву, Андрон посмотрел на закладывавшего в печь дрова Ржанухина: