– Кто знает, кто знает, как всё обернётся, – хмуро буркнул Сафронов. – Брат Николашки, Михаил Александрович, вон тоже принять корону наотрез отказался, отдав бразды правления государством Временному правительству. Так что же получается, правление государством императорским домом Романовых закончилось?
– Всё, хватит об этом, – поморщилась Марина Карповна. – У меня уже голова трещит от всего этого безобразия. Ты лучше подумай, как с дочкой быть. Меня сейчас больше всего судьба Анечки волнует.
– А что с ней? – насторожился Сафронов. – Жива, здорова и слава богу.
– Жива и здорова – это одно, – вздохнула Марина Карповна. – Зато вот жизнь её личная наперекосяк пошла и на волоске зависла. Мы сватов ждали, обговорили всё с родителями Андрея Михайловича, а вышло что? Мало того, что работы он лишился, так ещё с тяжёлым сотрясением головы в больницу попал. Когда он там в себя придёт, даже врачи не знают, а дочка… Она извелась вся. Заперлась вон с горя в спальне и не выходит никуда.
– Ничего, обойдётся и всё сладится, дорогая, – поспешил успокоить жену Сафронов. – И в государстве всё наладится, и жених нашей доченьки в себя придёт.
– Твои бы слова да богу в уши, – утерев выкатившиеся из глаз слезинки, вздохнула Марина Карповна. – Скорее бы всё уладилось, а то… Что-то мне снова нездоровится, Ваня. Как будто всё обратно возвернулось. Может быть, от переживаний?
– Может быть, может быть, – обеспокоенно взглянул на неё Сафронов, – а не позвать ли нам доктора, как считаешь, дорогая?
– Поступай как знаешь, – всхлипнула Марина Карповна. – Только от операции я откажусь, упреди его заранее, Ваня…
Когда иерей Георгий вернулся домой, Евдокия встретила его, затаив дыхание, и не узнала. В костюме, с короткой причёской, с аккуратно подстриженной бородкой он казался ей совершенно другим человеком.
– Эй, чего ты так смотришь на меня, Евдоха? – улыбнулся иерей. – Я теперь уже не батюшка, а мирянин Георгий Никифорович Стрельников. Ты же можешь просто называть меня Гошей.
– Ты из-за меня сложил с себя сан, батюшка? – прошептала потрясённо Евдокия. – Но почему? Мы же уговаривались с тобой.
– Я же сказал, что должен был принять решение, и я его принял, – печально вздохнул Стрельников. – Я люблю тебя больше жизни и хочу на тебе жениться, ты же знаешь.
– Но-о-о… – густо покраснев, замялась Евдокия. – У нас же уговор какой был? Да, я согласилась выйти за тебя замуж, если Силантий поклянётся перед Библией и святыми образами, что Евстигней мой действительно мёртв.
– Знаю, знаю, всё я знаю, Евдокиюшка, – кивнул, вздыхая, Стрельников. – Я с ног сбился, разыскивая Силантия, но, увы… Ни в больницах я его не нашёл, ни в морги не доставляли его бренного тела. Как в воду канул Силантий Звонарёв. Я даже родителей его навестил, но и они о нём ничего не знают. Сказали, что ушёл на базар он за покупками ещё зимой и больше не возвращался.
– Так что же делать-то, ба… – не договорив, Евдокия замолчала, вспомнив, что иерей сложил с себя сан.
– Покуда и сам не знаю, – пожимая плечами, сказал Стрельников. – Но… Скоро жизнь сама расставит всё на свои места. Давай ещё повременим со свадьбой, а я покуда поищу Звонарёва. Не иголка же он в стоге сена и, ежели жив Силантий, то скоро где-нибудь объявится.
– А как же жить мы будем? – всхлипнула Евдокия. – Во грехе я не согласная. И что люди про нас думать будут, сам посуди, ба…
Стрельников сокрушённо вздохнул, покачал головой и развёл руками.
– Как жили под одной крышей, так и жить будем, – сказал он решительно. – Людям рты не заткнёшь, и если они про нас что-то судачить собрались, то уже судачат. А я тебе обещаю, Евдокиюшка, что и пальцем тебя не коснусь, пока не разыщу Силантия и клятвы о кончине Евстигнея с него не возьму. Ты мне веришь, душа моя?
– Верю, – ответила Евдокия, и они в порыве чувств жарко обнялись, но не поцеловались.
– Вот оно, богатство неисчислимое, и оно моё! – глядя восторженно на разложенные по столу сокровища, восхищённо шептал старец Андрон. – Я даже мечтать не смел увидеть столько золота и драгоценностей на своём веку. А видишь ли, как судьба распорядилась? Я богатейший человек в Самаре, а может, и во всей России! Я…
Заметив краем глаза движение за окном, он метнулся к двери, запер её на задвижку и дрожащими руками стал сгребать золото.
Когда он засунул набитые драгоценностями саквояжи в тайник под полом и прикрыл его доской, в дверь постучали.
– Во? А ты как здесь, «богородица»? – выговорил старец, не ожидая увидеть ее.