Силантий посмотрел на Марию. Она тихо плакала, кусая губы.
– А я ведь, когда вошёл в избу, тебя за Евдокию принял, – сказал он. – Я ведь знаю о ней только по рассказам Евстигнея. Уж очень он расхваливал супругу свою и красоту её неописуемую.
– Всё так, всё так, не обманывал Евстигней тебя, – всхлипнула Мария. – Она такая, сестра моя, Евдокия. Она ведь… Ведь она…
Она зарыдала, горько, надрывно, безутешно. Закрыв лицо ладонями, Мария присела на стул и повалилась грудью на стол.
Силантий метнулся к ней, чтобы поддержать и утешить, но резкий окрик Агафьи удержал его.
– Руки-то не распускай свои страшенные, чучело огородное, – отчитала его старица. – Пришёл в чужую избу, вот и веди себя подобающе, как гость, покуда не вышвырнули.
– Так я ведь по доброте душевной, матушка? – смутился Силантий. – Я ведь не обидеть, а утешить её хотел.
– Горница эта не для утешений и греховной похоти, – предупредила его Агафья. – Всякий, сюда входящий, приличие блюстит. И ты будь добр, не распускай свои лапищи корявые, на которые, прости Господи, и глядеть-то тошно.
Силантий взглянул на свои руки и тяжело вздохнул.
– А ведь этими «лапищами» я Родину от вражьего нашествия защищал, – сказал он с обидой. – А теперь вы о них эдак вот непотребно отзываетесь. А может быть, мне лик свой от бинтов освободить? Хочется поглядеть, как перекосится твоё рыло, старуха, его увидя?
Мария, справившись со слабостью, перестала рыдать и стала вытирать глаза платочком.
– А ты ещё к нам заглянешь, солдат? – спросила она дрожащим от слёз голосом. – Вот найдётся Евдокия и очень захотит тебя об Евстигнее послухать.
– Не знаю, что и сказать, – пожимая плечами, ответил Силантий. – Хочу вот избу здесь в Самаре подыскать для себя и родителей. Подлечиться маленько в госпитале тоже хочу. Ну а там видно будет, что да как.
– Шёл бы ты отсель, «мил человек», – подала голос Агафья. – Не до тебя нам нынче, не взыщи.
– Ты меня вон выставляешь, «добрая» старушка? – поинтересовался Силантий. – Разве так принято у вас, христоверов, с калеками обращаться? А ещё себя «божьими людьми» называете?
У Агафьи округлились глаза. Она не ожидала таких слов от явившегося как снег на голову в дом незнакомца.
– Выходит, ты знаешь, кто мы? – с беспокойством поинтересовалась она. – Уж не Евстигнеюшка ли тебе о нас язычком поганым потрепался?
– Он, кто же ещё, – вздохнул Силантий. – В окопах всегда мрачно и тоскливо. Вот тогда все о семьях своих вспоминать начинают. Кто что рассказывает, заслушаешься. А мы с Евстигнеем земляки, оба из Самары. Вот мы всегда вместе держались и сокровенным делились. Я ему о своей семье рассказывал, а он мне – о своей. А своей семьёй он считал вас, «людей божьих».
– И что он о нас тебе рассказывал? – насторожилась Агафья.
– Да обо всём, – разведя руки, ответил Силантий. – Как он на Евдокии женился, как сам к вам пришёл и её привёл. А здесь у вас из венчанного супруга превратился в «мужа духовного». Он ещё много чего понарассказывал. Вот о радениях часто вспоминал, о «грехе свальном». А ещё…
– Всё, хватит языком молоть, уморил уже, – одёрнула его Агафья сурово. – И всё одно, ступай дела свои улаживай, не до тебя нам нынче. Своих хлопот невпроворот.
– Тогда скажи, где Андрона искать, и я уйду, – пообещал Силантий. – Мне Евстигней много о нём рассказывал, и я очень хочу увидеть его.
– Ничего у тебя не получится, солдатик, – вздохнула Агафья. – Старца нашего оговорили огульно и в острог упекли. Сидит он там сейчас, сердечный, горе мыкает и суда дожидается.
– Надо же, – посочувствовал Силантий. – Ну ничего, он выкрутится. Евстигней рассказывал, что старцу не привыкать из любых передряг ужом выворачиваться.
– Святой дух благосклонен к нему, – уныло подтвердила Агафья. – Ну да ладно, ступай себе с миром, а к нам в другой раз приходи.
– Нет, это ещё не всё, – продолжал упрямиться Силантий. – Нынешнюю ночь и затрашнюю я у вас переночую. Меня только послезавтра в деревню повезут, а сегодня и завтра я в городе избу поищу для себя и родителей.
– А куда мы тебя денем? – неприязненно поморщилась Агафья. – Мы же не могём тебя здесь, в этой горнице синодской, на ночь оставить.
– Я неприхотливый, где постелите, там и притулюсь, – хмыкнул Силантий. – На войне, в окопе, на голой земле и в дождь, и в пургу спать приходилось. Мы с блаженством дрыхли, даже не замечая грохота снарядов и свиста пуль.
– Что ж, будь по-твоему, – смирилась Агафья. – Где переночевать, мы тебе найдём местечко. А вот с едой… Евстигней не рассказывал тебе, что пища наша непривычная твоему желудку?