– Мало ли чего тебе там наказали, – сведя к переносице брови, повысил голос секретарь. – Здесь лично сам Григорий Ефимович решает, что да как. Раз он не желает сегодня ни с кем разговаривать, значит, так тому и быть.
– А я ведь к нему на приём аж из Самары ехал, – погрустнел Лопырёв. – Всю дорогу только и думал о встрече предстоящей.
– Это верно, – кивнул секретарь, – если бы Григорий Ефимович сам тебя принял и выслушал, то сразу бы решение по твоему вопросу принял. А теперь пока я ему доложу, пока он что-то решать для тебя возьмётся, ого-го сколько времени пройдёт.
– Так как же быть мне, милейший? – чуть не плача вымолвил Лопырёв. – Сегодня суд над старцем там, у нас, в Самаре, а я… Что же получается, я зазаря в столицу прикатил, за сто вёрст киселя хлебать?…
– Сам виноват, что явился поздно, – хмыкнул секретарь. – Григорий Ефимович ждал тебя до десяти часов, а потом отдохнуть прилёг. Так что на себя пеняй, купец, и не ищи вокруг себя крайних.
– А мне уже сегодня возвращаться в Самару, – приуныл Лопырёв. – Так чего я «богородице» скажу? Как буду смотреть на неё лубочными глазами?
– Я передал письмо твоё, и он, видимо, прочёл его, – неуверенно сказал секретарь. – Вот и ждал он тебя до десяти, чтобы обспросить подробнее, что там и как в вашей Самарской губернии.
– А может, мне подождать здесь? – с надеждой поинтересовался Лопырёв. – Вдруг пробудится от сна Григорий Ефимович и соблаговолит принять меня и выслушать?
– Как хочешь, – пожимая плечами, ответил секретарь. – Григорий Ефимович в любую минуту может пробудиться и… Садись вон на стул у окна и жди. Только не задавай мне вопросов, не мешай работать.
Консисторский дьяк с утра явился к архиерею и доложил, что положение дел в Зубчаниновке самое плачевное.
– Хлыстовская ересь, – докладывал он, – не встречая противодействия, пускает корни всё глубже и глубже, разрастаясь, как гидра, всё шире и шире.
– Насколько глубоко пустило корни хлыстовское учение? – спросил архиерей, когда дьяк сделал паузу.
– Намного глубже, чем можно было ожидать, – склоняя уважительно голову, сообщил дьяк, – и грозит быстрым распространением.
– Какие принимаются меры? – поинтересовался архиерей. – Какие есть мысли на этот счёт или соображения?
– Главный смутьян, так называемый кормчий корабля хлыстов, старец Андрон, арестован. В ожидании суда он содержится в тюрьме, – строго доложил дьяк. – Суд должен был состояться завтра, но, по неизвестным мне причинам, отложен на два дня.
– Так, так… Заседание перенесено по прямому указанию губернатора, – перекрестившись, сказал архиерей. – Причина и мне пока не известна.
Он указал дьяку на табурет у стола. Тот послушно присел на указанное место. Архиерей расположился напротив.
– Для предварительного дознания по делу о распространении хлыстовской ереси в епархии и для изыскания средств к прекращению ереси мною была назначена консисторская комиссия, – сказал архиерей, глядя на дьяка. – Опять же возглавить комиссию я назначил тебя. А теперь скажи, что показало дознание по делу хлыстов? Ты лично принимал в нём участие?
– Самое непосредственное, – с каменным лицом ответил дьяк.
– И какие выводы подготовила для суда комиссия?
– Андрон, именующий себя живым Христом, крайне опасная личность. Его место в миру на каторге, а после кончины только в аду, – высказался дьяк.
Он трижды перекрестился, глядя на иконы.
– Однако, – покачал головой архиерей, – чем же ещё опасен этот грешник?
– Я не только лично участвовал в аресте Андрона жандармами, но и несколько раз ходил к нему в тюрьму, – продолжил дьяк. – Я всячески пытался увещевать грешника прекратить распространять ересь в епархии, но он оказался из числа безусловно нераскаянных.
– А в тюрьме? Как ведёт себя в тюрьме Андрон, будь он неладен? – поинтересовался архирей.
– В остроге он ведёт себя смиренно, – едва заметно улыбнулся дьяк. – Содержится в одиночной камере, чтобы не распространял ересь среди арестантов.
– Выслушав тебя, я принимаю решение созвать комиссию для предварительного допроса хлыста Андрона на суде, – вздохнул архирей. – Заседание наметим на одиннадцать часов утра в здании консистории. Ты уж не подведи меня, дьяк Василий. Всё должно выглядеть достойно, доходчиво и доступно.
– Не беспокойтесь, всё так и будет, я не подведу, – заверил его дьяк.
– И откуда в тебе такая уверенность?
– У меня есть две надёжные свидетельницы, которые много знают о деятельности секты и готовы дать показания на суде.