Они встретились с Юрой Клинчуком на вокзале как старые добрые друзья. Юра, как обычно, много улыбался и пытался рассмешить Лесю рассказами о том, как он общается и берет интервью у столичных чиновников. Потом сказал, что поведет ее на встречу с самым богатым оппозиционным депутатом – бывшим банкиром.
Депутат-банкир сидел в небольшой комнате на седьмом этаже еще с каким-то человеком. Лесю он послушал немного и удивился:
-- Ухватов арестован? Вы говорите, что его вынудили пойти на преступление, а фирму разгромили? Он в Верховном Совете вел себя достаточно спокойно, выступал крайне редко…
В дверь кабинета постучали, и на пороге появился молодой парень с большой сумкой. Не обращая внимания на отрицательные жесты банкира, затараторил:
-- Предлагаю вам бритву мужскую последней модели. Качество работы гарантировано. Если возьмете две – сделаю скидку 10 процентов!
Банкир взял в руки блестящий аппарат, повертел, приложил к щеке, предложил посмотреть товарищу по кабинету, но тот махнул рукой. Тогда банкир обратился к Лесе:
-- Как с женской стороны на это предложение смотрите вы: выгодно ли мне купить эту вещицу?
-- Как сказать? -- ответила Леся. – Если деньги есть, и дома такой же бритвы нет, то можно и купить…
Банкир отдал парню бритву и попросил заглянуть в его кабинет после обеда. Потом обратился к Лесе:
-- Я понял вашу проблему. Что могу сказать? Денег я не даю, а советы даю. Здесь, в Минске, вы никого не заинтересуете независимой газетой районного масштаба. Ухватов в свое время стратегически правильно поступил, ее создавая. Но в нашей политической ситуации изначально, наверное, было понятно, что такая газета долго не продержится. Можно, конечно, попробовать выжить, если вас посмеет финансировать другой местный предприниматель. Я сочувствую вам, и давайте будем надеяться, что независимая пресса в нашей стране все же будет…
-- Послушай, а ведь этот депутат - демократ больше заинтересовался бритвой, чем арестом Ухватова и нашей газетой, -- сказала Леся Клинчуку на прощание. -- И как-то оптимизм его по поводу независимой прессы не впечатляет…
Клинчук только виновато развел руками.
А в Смилянах Лесю ожидали такие же удручающие новости. Дома она застала Таню с Артемом, которые прекратили разговор с Николаем, как только она переступила порог квартиры. Таня спросила, как она съездила в Минск и, не дождавшись ответа, подала ей письмо. Леся тут же вскрыла его и достала повестку: ей предлагалось завтра явиться к следователю в прокуратуру к 9 часам утра.
-- Машину забрал брат Раисы – Александр, -- после томительной паузы заговорил Артем. – Домой к нам пришел вчера. За тиражом в типографию я завтра поеду поездом. Там попрошу кого-нибудь подкинуть меня с газетными пачками на вокзал к поезду. А в Смилянах меня встретит Космелюк, как-нибудь сообразим, как доставить газету на почту...
Артем с Таней не стали больше засиживаться и попрощались. Краем глаза Леся увидела, как Таня приложила указательный палец к своим губам, когда Николай смотрел на нее, закрывая дверь квартиры. Она поняла все: мужа проинформировали…
-- Да, да, помню я, что ты говорил мне по поводу Ухватова и газеты! – с вызовом повернулась Леся к Николаю. – Завтра пойду в прокуратуру, а потом бутылки на хлеб собирать!
-- Да прекрати паясничать, бедная ты моя! -- обнял ее Николай. – Я – что: зверь какой-нибудь, чтобы куском хлеба попрекать! Проживем как-нибудь. Плохо только, что Артем без работы остался…Хочет с другом уехать в Россию – повезут на продажу мебель.
И Леся заплакала, уткнувшись лицом в грудь Николая. Она не захотела ужинать и так, в слезах, потом забылась тяжелым, тревожным сном. В каком-то тумане перед ней предстал столичный банкир, который шепотом твердил одну фразу: «… независимая пресса в нашей стране все же будет… независимая пресса будет… пресса будет… будет…»
Утром этот шепот еще стоял в ушах. И внезапно Лесю как током ударило: семинар независимой прессы в Минске, Ян Бычиньский и его визитка в протянутой руке. Она торопливо порылась в ежедневнике и нашла эту визитку…
В прокуратуре следователь продержал Лесю недолго. Он объяснил, что редактора «Нашей газеты» вызвали на беседу потому, что в прокуратуру пожаловался бывший корреспондент Виктор Гавпик, которому, как он считает, редакция не заплатила за работу за последние два месяца.