– Мы не можем таить такую радость! Надо немедленно сообщить все Адальберу, План-Крепен, но прежде всего, конечно, Лизе! Каждая минута промедления украдена у счастья.
Телефонные звонки последовали один за другим, но час был слишком поздним, чтобы друзья поспешили собраться у Мэри. Да и потрясение было слишком велико, так что маркиза нуждалась в исцеляющем сне и покое.
Чуть позже Мэри позвонила в Рудольфкрон.
И вместе с Лизой поплакала от радости. Даже госпожа фон Адлерстейн, далекая от всякой чувствительности, так неаристократично шмыгала носом, что шестилетняя малышка Амалия со всей серьезностью своих лет поспешила подать ей носовой платок.
Пожилая дама сначала взглянула на нее с удивлением, потом рассмеялась, обняла и расцеловала.
– Какая же ты лапочка! Какая лапочка! – похвалила она внучку.
12. Невероятное
Одни только друзья-спасатели не знали, радоваться им или печалиться и не превратится ли счастье в величайшее горе. Причина была проще некуда. План-Крепен внезапно утратила свои необыкновенные способности. Маятник больше не работал. Она слишком нервничала, и гид-аметист, похоже, умер. Он висел, не двигаясь, и бедной Мари-Анжелин чудилось, что она сходит с ума.
Ясновидящая кинулась к телефону, чтобы позвонить Анжело Ботти и позвать его на помощь. Но беда не приходит одна: великий медиум стал жертвой автомобильной аварии и попал в больницу. Его жизнь была вне опасности, но говорить он не мог. Воспользовавшись вульгарным выражением, можно было сказать, что он «держал язык за зубами».
Этой ночью мало кто видел сны среди друзей Альдо. Спать не спали, но много молились. Мари-Анжелин больше не надеялась на свой маятник, а потому обратилась к верным четкам…
Как уже говорилось, ни один утопленник не ускользал от бдительного ока сержанта Ворраби, начальника речной полиции, ставшего своего рода легендой. Он был чемпионом по спасению тонущих, возможно потому, что ему была дорога только одна-единственная вещь на свете: чистота его обожаемой Темзы.
Мужчина служил в речной полиции с двадцати пяти лет и работал по преимуществу ночью. Днем и ребенок заметит необычный предмет, мирно покачивающийся на волнах. А вот ночью!
Ворраби слыл убежденным холостяком и не заботился о продвижении по службе. Его не волновали деньги, и для него не было ничего лучше Темзы, ее берегов, набережных, доков, запаха тины и всех прочих запахов ее темной тяжелой воды, манящей неизвестностью.
В конце концов, у Ворраби выработалось что-то вроде шестого чувства, и молодые полицейские, которые работали с ним и у него учились, утверждали, что у него есть внутренний радар, реагирующий на утопленников. И когда никто ничего особенного не замечал, сержант вдруг приказывал править в ведомое ему одному место. Подручные без большой охоты принимались за дело, а начальник подгонял их, не стесняясь сочных и красочных выражений. Сержант знал реку, как люди знают свой дом или дорогу на работу. Все ее причуды, все особенности он помнил наизусть: тут быстрина, там водоворот, затишка, мель, яма… Мужчина знал все уголки, где отлив мог оставить покойника, где прилив постарается его утащить.
Для сержанта проблем не существовало, он знал, что делает важное дело: вытаскивает из Темзы утопленников и хоронит их в земле, чтобы не бродили как потерянные и не появлялись среди бела дня в самом неподходящем месте: возле какой-нибудь яхты, например, или когда пассажиры садятся на пакетбот[522].
Когда такое случалось, Ворраби записывал точный час и, не сверяясь с расписанием приливов и отливов – он знал его наизусть, – объявлял, что покойник явился из такого-то места и упал в реку там-то и там-то. И практически никогда не ошибался.
Ночь, в которую исчез Альдо, была свежей, с лентами тумана над водой, грозившими превратиться в плотную пелену, что, впрочем, редко случалось в это время года. Ворраби вместе с двумя помощниками, Биллом Уоллом и Томом Карпентером, патрулировал на катере реку, поднимаясь не спеша, к мосту Ватерлоо. Стоя на носу, Том Карпентер правил. Ворраби на корме смотрел на воду. Пареньки болтали между собой. Ворраби время от времени вставлял свое веское слово в веселый разговор и снова погружал взгляд в черноту вод и ночи.
Внезапно он щелкнул пальцами.
– Свет, Том!
Том зажег прожектор на крыше каюты, и его луч заметался по туманной тьме, отыскивая ведомую только сержанту точку.
– Да! Он там! Марш, черт зеленый!
– Ты что-то видишь? – шепотом спросил Том приятеля.