– Знакомо, – буркнул Стелькин, – мне проще – вон, – он кивнул головой в сторону деревянного своего протеза, стоящего в углу, – когда у меня нога, которой нет, зачешется, я его поскребу, и все дела!
И дурашливо скосил глаза на своего собеседника, подтолкнул:
– Разливай, пехота.
– Мне бы твою ступу, – только и сказал Захарьев.
Стелькин провозгласил натужено тост:
– За нас! И мы чего-то стоим! Два чирка – тот же селезень!
Петька угрюмо молчал. Сегодня больше говорил Захар: – Хорошо, что мы оба – два вместе. Одинокому не чиликается.
Петька продолжал молчать.
Глава 6. Минька и Валька
Мура редко заходила к Стелькину в будку. Старалась сидеть около двери, рядом с тележкой Петьки. Небезопасно в будке у Стелькина. Руки у него большие, а валится из них то молоток, то колодка, когда приятели начинают пить и разговаривать…
Сегодня, не дождавшись конца их разговоров, она убежала домой. А тут своё.
Чтобы забыть про голод, двойняшки Минька и Валька, уставившись в узкое окошко под потолком, считают на тротуаре ноги прохожих.
Оконце короткое, и надо успеть понять: женские ноги или мужские, пока они не прошагали. Миня считает женские, Валька – мужские.
Не обращая внимания на вошедшую кошку, прервав счёт, Минька спрашивает:
– Мам, а почему дяденькиных ног всегда меньше, чем тётенькиных?
– Почему? – произносит Анна глухо. – Потому что война идёт. Большинство тама, на фронте, мужики-то.
– Как хорошо будет, когда больше станет дяденькиных ног, представляете? – говорит Валька. – Значит, война закончилась!
– Нет, – убеждённо возражает Минька, – ног должно быть как раз поровну.
– Почему? – недоумевает Валька.
– А как же потом людям жениться, если не ровно?.. – удивляется Минька.
И тут же спрашивает, рассматривая шевелящиеся пальцы на своей ноге:
– Мам, а вот Петрухины ноги?.. Он тут, а они теперь где?
– Кто где? – не поняла сразу Анна. Ноги?
Подняла тяжёлую голову с подушки и, слегка качнув ею, уронила вновь:
– Миня, ну что ты городишь, где?
Минька принялся внимательно смотреть в окошко, задрав голову к потолку, но шарканье ног затихло. И у него возник другой вопрос:
– Мам, а если немецкая бомба долетит до нас и долбанёт в наш дом, что будет?
– Как же она долетит? Да ещё чтоб попала? – терпеливо отзывается Анна.
– А вот до моста в Сызрани долетели немецкие самолёты с бомбами.
– Теперь этого не допустят.
– Кто?
– Кто? Наш папа, такие, как Петя Захарьев, другие. Они для чего на фронте-то?
– Петруха уже не на фронте. Он вон какой теперь… инвалид войны, – встревает в разговор Валька.
И далее размышляет вслух:
– Если бомба в наш дом попадёт, достанется тётке Матвеевне и Фомичу. Они выше нас живут… Жалко их! А мы в подвале. Не достанет. Может, им к нам надо?..
– Теперь наш папа и за себя, и за Петруху сражается, – рассуждает Минька.
– За всех за нас. Давайте помолчим. Мне отдохнуть бы надо, – молвила Анна.
– Только, мам, форточку закрыть бы, – просит Валька.
– Это зачем? Душно будет.
– Вчера Фомич рассказывал, что страшнее бомбы на войне: газы. Вдруг сюда дойдут? К нам в окно. А мы спим!.. Отравиться можно…
– Валь, ну ты прямо невесть что… Хватит! И этот Фомич городит ребятишкам такое?.. – сердится Анна. Но всё же разрешает:
– Возьми швабру и со стула закрой!
Мура наблюдает за выражением лиц говорящих. Не понимая, о чём они толкуют, видит только спокойствие… И слышит негромкий разговор. И ни о чём сейчас не волнуется.
Ей кажется в доме Большака всё прочным и надёжным.
«Бомбы», «газы»? Эти слова она слышит впервые. Что это? И зачем они людям?.. Раньше жили без них…
Глава 7. «Ах, Люся, Люся!»
Вчера Мура оказалась свидетельницей странной картины. И страшной. Всё с утра было хорошо. Она сидела на плече Петьки с широко раскрытыми глазами. Когда они подъехали уже почти к парикмахерской, из калитки дома справа сначала выглянула только, а потом крадучись пошла за ними Люся – жена Захарьева.
Захарьев не видел свою жену, она была за его спиной, а Мура, по привычке наблюдая за окружающими, всё хорошо просматривала.
Они ехали к Стелькину, а Люся выходит, хоронясь то за столбом, то в подворотне, двигаясь перебежками, наблюдала за ними. Лицо у неё было необычно белое и худое, а причёска всё такая же пышная.
Сколько бы ещё длилось такое их совместное продвижение, неизвестно, только около парикмахерской близко проскочившая от тротуара полуторка обдала из огромной лужи седоков тележки грязной водой.