Он бы еще много чего рассказал, но тут пришла пора спешиться, жених, не дойдя трех шагов, остановился и, кинув ладонь к папахе, представился — Командир интернационального эскадрона в составе армии Советской Венгерской республики, временно прикомандированного для оказания братской помощи русскому пролетариату, Иштван Сабо. Честь имею.
— Банзай. — буркнул Малашенко.
Интернационалистов Валька повидал всяких-разных, ни о какой такой армии Советской Венгерской республики слыхом не слыхивал, но, давно отученный удивляться, спрыгнул с седла, разом ударив подошвами дырявых сапог о твердую землю, и откозыряв, доложил свой, тоже ничего себе, полный титул — Начальник конной разведки Железнопролетарского сводного пехотного полка имени Обуховской обороны Деркачев.
И добавил, протягивая ладонь для рукопожатия — Валентин.
— Да, — сказал венгр — именно так, Деркачев Валентин, а этот пожилой самурай, — он указал на Малашенко — как я понимаю, Сидор Иванович Малашенко?
Малашенко скривился.
— Точно так, — ответил Валька — он самый и есть. Слава об этом воине докатилась и до Советской Венгрии?
Венгр улыбнулся — Пока только до Щигрова. Там теперь штаб и тылы Железнопролетарского. Комполка предупредил, что сюда должна выйти разведка и просил передать вам записку. Прошу.
Он отстегнул клапан нагрудного кармана кителя и достал вчетверо сложенную бумажку.
Корявый трофимовский почерк Валька узнал сразу — Деркачев, — писал комполка — по получении сего приказываю незамедлительно следовать в Щигров. Сабо лично мне известен, можешь ему доверять.
Подпись. Печать.
— Ясно. — Валька спрятал записку в планшет.
— Чего там? — спросил Малашенко.
— Штаб в Щигрове. Идем туда.
— Ну, десять-двадцать минут у вас есть. — сказал Сабо. — Прошу за стол. У меня тут как раз свадьба.
— Совет да любовь. Ну, что, Иваныч, принимаем приглашение венгерских товарищей?
— Свадьба это — святое. — процедил Малашенко — грех отказываться.
— Стопка, край — две. Под твою ответственность. Ребята, к столу, пока зовут.
Убедившись, что места хватило всем, венгр предложил — Отойдем?
— Можно. — ответил Валька.
— Извини, Таня. — венгр бережно отвел тонкие девичьи пальцы от рукава кителя. — Я скоро.
Невеста покорно кивнула.
— Кто такая? — подумал Валька, присаживаясь на полуобтесанное, почерневшее на один бок, бревно, валяющееся неподалеку, вероятно, еще с довоенных дней строительства школы. — Почему не знаю?
Венгр, придирчиво оглядев поверхность бревна, отполированного за несколько лет задами пичугинских недорослей, и извлек из кармана галифе слегка помятый носовой платок, голубой с розовой каемкой. Аккуратно расстелил его и только после этого сел рядом.
Не зная еще, какую оценку дать этому факту, Валька просто принял его к сведению. А пока что вынул из-за пазухи кисет, сшитый неизвестной ивановской ткачихой из куска коричневого бархата для доблестного, как было написано в сопроводительном письме, красноармейца и принялся рыться в планшетке, в поисках подходящего куска бумаги. Но с бумагой давно уже было туго. Можно было попытаться, по примеру штабной крысы Серафимова, попробовать скрутить козью ножку из края карты трехверстки. У того это выходило на диво ловко. Но карта была чужая. Ее хозяин, комбат-два Лутовинов, из бывших, кстати, словно предчувствуя недоброе, долго не соглашался дать ее Вальке в разведку, так что, только вмешательство Трофимова решило дело. Тут Валька вспомнил о трофимовской записке, но клочок бумаги, на котором она была написана, был слишком мал.
Венгр с доброжелательным интересом следил за поисками, но на помощь не торопился, видать, у самого ничего не было. Или же не курил.
— Возьми, командир, — перед Валькой, как из-под земли вырос маленький Коснюкович, держа в протянутой руке целую газету.
— Вот спасибо. — сказал Валька. — Откуда она у тебя?
Коснюкович улыбнулся, радуясь своей щедрости. — Так на просеке, возле мертвяка валялась.
— Ага, — Валька взял газету — значит, на просеке. Ты, товарищ, если еще когда, в разведке будучи, что подберешь, то первым делом мне покажи. Такой у нас порядок.
Это было в пятнадцати верстах отсюда. Голый труп высокого светловолосого мужчины, с черепом, раскроенным ударом шашки. Его даже хоронить не стали. Мало их валяется по полям и перелескам. А вот газету Вальку проглядел. Что и понятно, ехавший о ту пору в передовом дозоре, Коснюкович, был у трупа первым. И некому было, видать, ему объяснить, что всякую найденную бумажку, прежде чем пустить на раскурку или еще куда, следует немедленно показать Вальке или, на худой конец, Малашенко. Сам же Коснюкович этого, скорее всего, не знал. Человек он был новый.