С тех времен стал он демоном леса того,
Все поблизости люди боялись его.
Помня боль, причиненную ими тогда,
Утаился в пучине лесной навсегда,
Убивал из тени, месть на сердце держал,
Но душой одинокой любви лишь желал.
Так Дестон доброту в нем увидел без глаз,
И ненависть, в которой дух Милвус завяз.
Благодарности змея границ не сыскать:
Он решил навсегда старику помогать.
Как с родным, с ним беседовал мудрый Дестон,
Что был также любовью людей обделен,
В страшном облике старец не видел врага,
Поклонился слепцу его новый слуга.
Неразлучно по миру блуждали вдвоем
И беседы вели обо всем, ни о чем.
А, как умер старик, мир оставил живой,
В Царство Умерших вел его Мерис святой.
Но тогда еще пуст был на Лимбе простор,
Сам Аид выносил для души приговор.
И Дестона судьей для людей он избрал,
Там святые весы ему бог даровал.
А в то время дух Милвус границы миров
Одолел своей силой, лишился оков.
Он явился на Лимб, чтоб Дестону служить,
Дал Аид ему право там вечность прожить.
Так входил в стены дух, как в открытую дверь,
И готовый к суду Лайонель был теперь.
В великую комнату к судьям явился
И вежливо перед богами склонился.
По центру, на троне златом — бог Дестон,
Он мудр, справедлив, хладнокровен, умен,
Нет в мире существ, что честнее его,
Он — главный судья — не щадит никого.
Пред ним все равны: и богатый, и бедный,
Больной и здоровый, и смуглый, и бледный.
Он слеп, правосудия верный хранитель,
Весов справедливости он повелитель.
На троне из белого камня — Камира,
Одна из богов вечно мертвого мира,
Владычица правды, великая дева,
Всей истины в жизни она королева.
На каждый вопрос всегда знает ответ
И видит, где правда, а где ее нет,
Чист сердцем, кто правду всегда говорит,
А, кто только врет, тот душою скрипит.
А слева Дестона сидит Гердеон,
Людей осуждает всегда только он.
И грешников души свободы лишает,
Навек их в безвольную тень обращает.
Хотел только душу король всех теней:
И ночью, и днем он мечтал лишь о ней,
Потому на суде всех подряд осуждал,
Раба своего с нетерпением ждал.
Отыщет он грязь в капле ранней росы,
Людские грехи лишь кладет на весы.
Видит мрак душ людских даже где его нет,
Обращение в тень — вечно верный ответ.
Хоть святой человек, хоть убийца иль вор,
У владыки теней лишь один приговор;
Род теней расширяет грехами людей,
Спор с Камирой всегда расжигая сильней.
Но теперь Лайонель пред богами предстал,
Гердеон замолчал, как его увидал,
И руки сложил бог на угольном троне,
Камира шепнула на ухо Дестону:
«У этой души ни греха позади,
Святым назову, ты — как хочешь суди».
На весы положила дела не лихие,
Гердеона глаза загорелись тут злые:
«Нет пороков у этой умершей души,
Но к святым ты его причислять не спеши…
Он бездельник, сто лет просидел у пруда,
Не оставил живым от себя и следа…
А вся жизнь его — просто бессмысленный сон…»
«Нет придраться к чему, дорогой Гердеон?»
— Вдруг спросила Камира и кинула взор
Гердеону, познал он впервые позор, -
«Он работал всю жизнь, а лентяем не был
И покорно богам кровью-потом служил».
А в ответ — тишина, вдруг утих Бог Теней,
Повернулся к богине, сказал злобно ей:
«Почему мне все время мешаешь упорно?»
«Средь теней Лайонеля не будет бесспорно! -
Вспылила Камира, махнула рукой, -
По тропе чистой правды пойдет он со мной.
Во Дворце Верховенства всю жизнь проведет,
И место слуги Царя Мертвых займет.
К Аиду-владыке, всесильному богу,
Леолас, лев крылатый, покажет дорогу».
Дестон сидел молча и слушал их спор,
На весы посмотрел, и сказал приговор:
«Лайонель словно ранняя капля росы,
Мне об этом сказали святые весы…
Заслужил быть святым, его совесть чиста,
А дуэль ваших слов — бесполезна, пуста,
Просто это признай: ты не прав, Гердеон,
Человек этот добр, справедлив и умен.
Среди смертных гуляет лишь добрая слава,
Во дворце жить имеет почетное право».
Молчаливо явился в палате, без слов,
Лев крылатый, прислужник великих богов.