Мы с Рябовым вышли на тропу войны, запеленговали медведя и набросили на него титановую сетку.
Косолапый разорвал её, будто бы марлю.
Тогда мы вогнали в таежного бродягу слоновью дозу снотворного, а тот и глазом не повёл.
Отчаявшись, Рябов разрядил в мишку всю обойму именного браунинга.
Топтыгин только усмехнулся.
— Что-то, Петечка, здесь не так… — Рябов в смущении кусал губы. Никогда мне еще не приходилось видеть сыщика столь растерянным.
Топтыгин же, нарезав еще пару кругов у Рейхстага, укатил в рабочие окраины.
— И как нам быть? — я достал из кармана непочатую фляжку «Солнечного Магадана». Жадно пригубил.
Сыщик отобрал баклагу. Погрозил пальцем:
— С чего это вы?
— С горя…
— Мишку придётся взорвать, — Рябов заморгал голубыми глазами, — думаю, стограммовой тротиловой шашки хватит с лихвой.
На следующее утро Мишка оказался уже в Триесте.
Мы тут же прибыли туда на вертолёте МЧС. Сам знаменитый Шойгу был за штурвалом.
Червленым золотом под солнцем блистало море. Изо всех закоулков раздавалось мелодичное итальянское пение. Сразу у порта, вызывая неподдельное уважение, стояла царственная тюрьма. Колючая проволока вместе с плющом причудливо увивала высокие кирпичные стены.
— Главное, Петя, — доверительно обронил Рябов, — найти для взрыва идеальное место. Чтобы не пострадали гражданские лица.
Место такое найти оказалось весьма затруднительно.
Триест кипел молодой, весёлой жизнью.
Гортанно орали торговцы рыбой-пилой.
Школьники рассекали повсюду на маленьких и ладных, как игрушки, мотороллерах.
То там, то сям нарисовывались молодые матроны, в сводящих с ума мини-юбках и стрингах.
Однако нам повезло.
Мишка зачем-то заехал на окраину города, на пустырь, заросший цикорием.
Никого…
Только в коробках из-под душистого мыла ворочались итальянские маргиналы.
Рябов метнул шашку.
Прогремел нешуточный взрыв.
На месте, где еще секунду назад был косолапый, зияла лишь небольшая воронка.
От медведя не осталось даже клочка шерсти.
— Теперь, Петечка, — во всю ширь своего мужественного лица ухмыльнулся сыщик, — можете залпом допить магаданскую отраву. Медвежий кошмар остался в прошлом.
Я ни преминул воспользоваться советом.
Ужасающе захмелел.
На запах водяры бомжи потянулись ко мне из мыльных домиков.
Некоторые бомжихи оказались очень даже себе ничего. Мускулистые, загорелые, пропахшие земляничным мылом. У них, наверняка, было солнце в крови. При случае я хотел бы это проверить.
А радовались мы, оказывается, рановато.
В единый миг по Европе стал раскатываться уже десяток краснознаменных мишек.
— Кого же мы тогда взорвали? — обескуражено развел я руками.
— Скорее всего, подорвали не настоящего косолапого, а его фантома. Метод лазерной голографии позволяет делать копии реально существующего объекта и перебрасывать его в любую точку географического пространства.
— Наши планы?
— Найти и уничтожить сам объект. Изначальную матрицу.
— Как мы его отличим от виртуального двойника?
— Тут, Петя, нам придется потрудиться изрядно.
…Медведей мы взрывали в Будапеште, в Лиссабоне, в Праге…
Всё напрасно!
Виртуальные клоны плодились с лихостью запечных тараканов.
— Так я все свои сбережения потрачу на тротиловые шашки, — Рябов с треском почесал небритую щеку.
— У меня на сберкнижке кое-что есть. Хотел купить телескоп. Обожаю звёзды. Особенно дальние.
— Спасибо. Сейчас должен произойти новый виток событий.
И этот виток не заставил себя ждать.
«Превед, медвед!» обозначился в США, в городе Жёлтого Дьявола, а именно, в Чикаго.
— В Штатах медведь пока соло, катается по улицам анахоретом, — с ястребиной пронзительностью глянул на меня сыщик.
— Есть шанс уничтожить сам объект?
— Возьмем медведя за жабры.
Америку мы с Рябовым уже посещали. Всё как всегда… До боли знакомые глыбы сверкающих небоскрёбов. Тысячи белых воротничков рабски бегут поутру на работу. Развратно холодные и татуированные проститутки. Жующие жвачку чернокожие реперы с торчащими из штанов грязными трусами. И повсюду гул чавкающих и воющих заводов.
Общество потребления день и ночь куёт своё иллюзорное счастье.
Медведя мы застали в негритянском квартале.
При виде косолапого афроамериканцы мажорно визжали. Они обожали медведей, тем более, с красным стягом.