— Слушай, что делать? Кто-то пытается выйти и не может.
— Это, наверное, ваш император, наши все знают, что надо потянуть за кольцо, чтобы открылась калитка. Поди быстро открой.
— Я не могу, мне не велено попадаться на глаза, пойди ты, ты местный, он тебя никогда больше не увидит.
Второй филёр вылез из фиакра, подошёл к калитке, открыл её и вошёл во двор, словно ему туда и надо было. Увидев Александра, сказал ему: «Добрый вечер, месье» и пошёл дальше. Услыхав, как захлопнулась калитка, быстро побежал назад. Приоткрыв калитку, увидел, как Александр, снова справившись с письмом, зашёл в соседний дом — это была гостиница.
— Перепутал адрес, — сказал французский филёр своему русскому коллеге. — Хорошо, мы тут были, а то бы до утра там стоял. Или весь дом перебудил бы. Ну теперь, наверное, надолго, можно отдохнуть. — И он направился было снова к фиакру.
— А вдруг сразу обратно? Нет, я постою тут.
— Как же сразу? Небось к даме пожаловал.
— Не могу знать.
— Ну хочешь, я пойду узнаю у портье — к кому.
— Нет, этого никак нельзя. Это государственная тайна.
— Государственная? Ночью? Ночью все тайны частные.
— Это у частных лиц. А у Государя и ночью государственные.
— Так всё равно завтра наше ведомство будет всё знать.
— Ваше — пусть. А нам — никак нельзя.
Александр покрывал Катю поцелуями.
— Ты, ты... Не верю своим глазам, своим рукам... Я думал, всё это был сон — Бабигон и Зимний, и тебя никогда не было, только в сновидениях и в письмах... Катя, Катенька... Солнце моё... Последний месяц уж дни считал, а как приехал сюда — часы, а шёл к тебе — минуты. А теперь вот каждую секунду хочу растянуть в вечность... Иди ко мне, сними это...
— Нет, нет, Саша, погоди, там всё слышно. — Катя кивнула за стену.
— Пусть.
— Нет, нет, что ты, пусти, потом, после...
— Когда после, когда? Я ждал тебя полгода. Шесть месяцев, сто восемьдесят ночей, — говоря, Александр раздевал Катю. — Знаешь ли ты, что это такое — ожидание? Я не приблизился ни к одной женщине.
— Ты женат.
— Что с того? Я ж говорю — ни к одной.
— Я тоже ждала, столько же.
— Так иди же ко мне, — и он задул свечу.
Адлерберг постучал в апартаменты Шувалова. Тот открыл — заспанный, в халате.
— Пётр Андреевич, извини, что беспокою, но чрезвычайные обстоятельства... Его величество отправился гулять.
— Куда — в сад?
— Да нет, в город. Денег у меня попросил.
— В город? С кем?
— Один. Просил не сопровождать.
— И вы дали ему денег?
— Не мог же я отказать Государю.
— Сколько?
— Сто тысяч.
— Сто тысяч? Зачем ему столько? И куда он направился?
— Он сказал: пройтись.
— Куда? Зачем? — Шувалов наконец пришёл в себя после сна. — Ну да ладно, мои люди проследят, чтоб ничего не случилось. Да и французская полиция вся на ногах. Но всё же странно. Погулять перед сном и в саду можно было. А в город... Ночью... Да ещё с такими деньгами... Очень странно...
Уже начало светать, когда Александр вышел из гостиницы. Он поднял голову, увидел в окне Катю, послал ей воздушный поцелуй. Заметив в соседнем окне лицо Сильвии, учтиво ей поклонился. Потом оглянулся в поисках фиакра. Один стоял на углу.
Русский агент, заметив идущего к ним императора, толкнул спящего француза.
— Выходи, быстро.
— Что? — не сразу сообразил тот.
— Извините, — сказал подошедший Александр. — Я думал, свободно.
— Да, да, свободно, — сказал французский агент. — Мы уже приехали. — И он поспешно вылез из фиакра. За ним выскочил и его русский коллега, машинально сдёрнув с головы картуз.
Александр взглянул на картуз, усмехнулся, сказал ему:
— Ты бы, милейший, клеймо прятал, может, тогда за француза и сошёл бы, — и он легко вскочил в фиакр.
— Во дворец, — сказал французский агент кучеру и стал махать рукой кому-то в конце переулка. Оттуда выехали ещё два фиакра.