— Ты что делаешь?
— Надо забаррикадироваться, — уверенно произнесла женщина.
— А дальше что? — прозвучал закономерный вопрос.
— Я не могу больше, помоги, — ноги Камиллы скользили по полу, стол не хотел двигаться.
В коридоре раздались два выстрела, и стало тихо. Вскоре в кабинет зашел Сармини, тут же прикрыл за собой дверь. Присмиревшие русские журналисты с надеждой смотрели на него.
— Я никого не убил. Просто тут так принято спорить — с криками и стрельбой. Быстрее доходит, — Сабах сунул еще дымящийся пистолет в карман.
— Жаль. Бородача стоило бы пристрелить, — кривя губы от боли, произнес Данила и опустился на стул.
— Иногда и мне так кажется. Он не умеет налаживать отношения с людьми. Хороших новостей у меня для вас нет. Вы же видите, какой здесь контингент. Мне далеко не всегда удается удерживать людей под контролем. Вам еще повезло, что я услышал крики и вовремя прибежал. Они в самом деле свято верят, что фатва шейха позволяет им насиловать. У меня для вас совет, соглашайтесь. Вы же не спецагенты, не воины, вы — журналисты, мирные, штатские люди. Почему вы должны держаться до самого конца?
— Почему мы должны себя оговаривать? — спросила Бартеньева.
— А это вы у Хусейна спросите! Он вбил себе в голову, что вы агенты Асада. И с этим уже никто ничего не может поделать.
— Допустим, мы скажем на камеру то, что хочет ваш Хусейн Диб. Но где гарантии, что после этого нас не расстреляют как шпионов?
Сармини позволил себе улыбнуться.
— Он дурак, но не идиот. Он хочет получить за вас выкуп. Хусейн ошибся, захватив вас в плен, и теперь не желает признавать ошибку. У него только один путь более-менее приемлемого решения возникшей проблемы. Единственный шанс сохранить лицо. Сделать из вас шпионов, а затем взять за вас выкуп.
— Неужели все так плохо? — спросила Камилла.
— Единственное, чего я от него добился, — это оставить вас в покое, после того как вы сделаете признание на камеру. На то, чтобы вас уговорить, у меня еще осталось, — Сабах взглянул на часы, — пять минут. Вот и все. Не согласитесь, и я уже не смогу их остановить. Решать вам.
Камилла в деталях представила себе, что произойдет. И поняла, что не переживет этого, даже если останется в живых. Она вопросительно взглянула на Данилу.
— Только не делай этого из-за меня, — сказала женщина.
— Придется согласиться, — произнес мужчина, опуская голову.
— Наконец-то, — вздохнул Сармини. — С вами все же легче, чем с ними, кивнул он на дверь. Я даже помогу вам составить текст признания. Потому что Хусейн не сможет толком объяснить, чего он хочет. А я уже привык понимать его желания.
— Это обязательно? — спросила Камилла.
Взгляд Сармини стал жестким:
— Если вы хотите остаться в живых, то — да.
Около часа ушло на то, чтобы Сабах составил текст признания. Вначале спорили о главном, потом о мелочах, которые по большому счету ничего не меняли. Наконец на штативе была установлена камера. Загорелась индикаторная лампочка. Данила с Камиллой рядом сидели на стульях.
— …мы перед лицом неопровержимых доказательств, — говорила Бартеньева, — вынуждены признаться…
Она произносила слова, в которых не было и капли правды, при этом стоявший рядом Сармини следил за тем, чтобы признание выглядело достоверным. Бартеньева утешала себя лишь тем, что сложила крестиком указательный и средний палец. Так делают дети, когда врут. Она то и дело подносила ладонь к лицу и надеялась, что кто-нибудь потом, когда будет смотреть запись, заметит этот наивный жест, поймет, что все произнесенное — ложь. Поговорка не врет, утопающий и в самом деле цепляется за соломинку.
Глава 4
Единственной светлой стороной тюрьмы в Абу-эд-Духуре было то, что здесь практически не существовало строгого распорядка дня. Единственным исключением из этого отсутствия правил являлось то, что пленников после вечерней молитвы загоняли в камеры и запирали на ночь. А вот утром — с рассветом, камеры отпирали, и делай что хочешь. Конечно, на отведенной для этого территории.
Лязгнул засов. Охранник даже не удосужился заглянуть в камеру к Ключникову. Данила вышел в коридор, который понемногу наполнялся узниками. Он постучал в железную дверь к Камилле. Никто ему не ответил. Приоткрыв дверь, Ключников заглянул внутрь. Женщина сидела на тюфяке, закрыв лицо руками.
— Это я, — негромко сказал оператор.
Бартеньева вздрогнула, но ладоней от лица не оторвала. Данила присел перед ней на корточки, взял за запястья, отвел ладони от лица. Камилла тут же зажмурилась и отвернулась.