— Чего еще ждать? Я сейчас прикажу, чтобы эту парочку притащили сюда, пусть сами красочно и расскажут владельцу о своем положении, — стал поторапливать Диб, теперь его глаза сверкали, как две новенькие десятицентовые монетки.
И вновь Сармини пришлось остудить пыл своего вспыльчивого командира.
— Хусейн, — вкрадчиво произнес он, будто втолковывая неуспевающему школьнику то, что дважды два может быть только четыре, но никак не семь или восемь. — Связываться с журналистами всегда стремно. А тут нам предстоит противопоставить себя целому телеканалу огромной страны, который вещает и на многие другие страны, его смотрят, верят ему сотни миллионов людей по всему миру.
— И что из того? — пожал плечами несообразительный Диб.
— Они мгновенно слепят из нас образ не благородных повстанцев, борющихся с диктатурой семейства Асадов, а террористов, разбойников с большой дороги, похитителей женщин и детей, работорговцев. Что, кстати, почти полностью соответствует правде. У нас мало конкурентов, желающих занять наш сегмент рынка? Несколько конкурирующих отрядов мгновенно объединятся и сметут нас с лица земли под благородной вывеской освобождения журналистов. Даже если этого не случится, подумай, как нам потом оправдываться пред нашими западными спонсорами? Мы погубим свою репутацию. А репутация в бизнесе дорогого стоит.
— Замкнутый круг? Тогда зачем ты мне говорил про огромный выкуп? — не понял Диб.
— Замкнутый круг можно разорвать, — улыбнулся Сабах. — Представь, что мы захватили не журналистов, а российских шпионов, помогающих Асаду. На чьей стороне будет симпатия?
— На нашей. Мы — борцы с кровавым режимом, а они его пособники.
— Дело остается за малым. Российские журналюги должны сами признаться в том, что, коварно прикрываясь неприкосновенностью прессы, на самом деле шпионили в пользу Асада.
— Развязывать языки я умею, — хохотнул Хусейн.
— За десять минут они сами во всем признаются. Имея на руках такое признание, мы навяжем свои правила игры. Только ты постарайся держать себя в руках. Предоставь в основном действовать мне. И еще раз повторяю: еще раз застану тебя с пистолетом в руках за дурацкой считалочкой, делить деньги мы с тобой будем уже по-другому. Я вычту из твоей доли стоимость испорченного товара. Ясно?
— Да все будет нормально, не сомневайся.
— Хочу в это верить. Держи себя в руках и прекрати курить дурь, — Сабах спрятал планшетник в саквояж, затем пристально посмотрел в лицо Хусейну. — Ты слишком беспечно относишься к своей безопасности, — сказал он.
— Меня на нашей базе никто не достанет, — самоуверенно заявил Диб.
— С этим я не спорю. Но на любого человека можно надавить через его родственников.
— Ты о чем?
— Твоя семья по-прежнему на юге?
— Да. Обе жены и дети.
— Их кто-нибудь охраняет?
— Я приставил к ним трех надежных людей, — пожал плечами Хусейн.
— Этого недостаточно. У меня есть информация, что Файез планирует их похитить, — упомянул имя главаря конкурирующего отряда Сармини.
— После того, как я выбил его, безродного исмаэлита, из Абу-эд-Духура, он не отважится на такое, — заявил Диб.
— Схватиться с нашими людьми в открытом бою он не посмеет. А вот совершить подлость — спокойно. Тебе давно нужно было перевести свою семью сюда.
— Ты же сам знаешь, времени на это не было. Думал, обойдется, — уже серьезно обеспокоился Хусейн, все же свою семью он любил. — Информация проверенная?
— Это только слухи, но, зная Файеза, я не удивлюсь, если он похитит твоих жен и детей, — Сабах положил руку на плечо командира. — Я этим займусь, перевезу их в Абу-эд-Духур. Здесь они будут в полной безопасности. Ни один волос не упадет с их голов.
Глава 3
Данила с Камиллой, конечно же, понимали, что просто так их не отпустят. Но они не могли подумать, насколько далеко зашли планы их похитителей.
Солнце клонилось к западу. Его косые лучи прорезали заводские руины, золотили их. Первый стресс после попадания в плен уже прошел. Ключников и Бартеньева в первые дни старались не упоминать в разговорах Москву, свои прежние ошибки, не пытались докопаться до причин, по которым оказались пленниками.
Мужчина и женщина сидели под стеной на прогретой солнцем земле. Днем им хотелось быть поближе друг к другу, потому что ночью их загоняли в общие камеры. Данилу в мужскую, Камиллу — где содержались женщины.
— Мне спокойно рядом с тобой, — проговорила Бартеньева. — Хоть ты и сволочь. Променял меня на эту тупую Лидку из театра.
— Хороший симптом, если начинаешь злиться, — Данила погладил свою подругу по плечу.