— Ну конечно. — Света хотела сказать это резко и уверенно, но не получилось.
— Нет, ты послушай. Я расскажу про себя. Время есть, куда нам спешить? — Голос Вепря постепенно становился мягким и завораживающим. «Такой, наверное, должен быть у Алекса», — неожиданно подумала Света.
— Я всегда мечтал встретить такую девушку, как ты…
Ее сердце сжалось. А потом заколотилось. Быстро-быстро. Так что голова закружилась. А вдруг это правда? Целую жизнь она ждала этих слов. Она была красива. Очень красива. Правильные черты лица имели легкий восточный налет, отчего Света казалась принцессой из «Тысячи и одной ночи». Грудь, попка — округлы и соблазнительны. Талия тонка. А вот ноги… Они подкачали. Ноги были не просто короткими, а очень короткими и толстыми. Будто два маленьких пенька. Отчего казалось, что прекрасное тело нависает над землей.
Это была настоящая трагедия. Маленький рост — всего-то метр шестьдесят — и непропорциональность фигуры отталкивали мужчин. Все наволочки Светы пахли солью, как корабельные снасти. Только смачивали их не соленые морские волны, а горькие слезы.
— Врешь ты все, — робко произнесла она с тайной надеждой в голосе.
— Нет, не вру, поверь мне.
Девичье сердце затрепетало, словно раненая птица.
От этого разговора зависело многое. Слишком многое. Но никто даже не подозревал об этом.
О существовании этих людей не догадывались ни Гольцов, который на следующий день позвонил в ГУИН, ни Полуяхтов, который у себя в кабинете ждал хороших известий. Но этому еще предстояло случиться. А пока Света и Вепрь разговаривали…
— Я работал пожарником. Я спасал людей из огня. — Бархатный баритон преступника ввел девушку в состояние приятного транса. — Однажды сгорела квартира крупного бандита. Он предъявил нам претензии, что мы взяли деньги, когда тушили пожар, и поставил на счетчик. Я отказался платить. Он приказал своим шестеркам избить меня. Я защищался и сломал одному руку, другому нос. Меня посадили в тюрьму за хулиганство.
Теплая волна сочувствия пробежала по телу девушки.
— Когда вышел на волю, стал никому не нужен. — Голос Вепря струился через закрытую дверь, словно волшебный эфир. — На работу устроиться невозможно. Судимый — это клеймо. В колонии я познакомился с бандитами, которые, после того как откинулись на волю, взяли меня в свою бригаду. Мы защищали хороших бизнесменов, заставляли плохих, нечестных людей отдавать свои долги. И все равно мне это не нравилось, но ведь надо было на что-то жить. Я думал: найду нормальную работу — завяжу.
Света стояла, прислонившись к серой стене. Ее лоб касался холодной, шершавой поверхности, от которой пахло свежей краской после недавнего ремонта. Ее глаза с тоской смотрели на дверь, будто за ней была пещера Аладдина.
— Но нас арестовали. — Вепрь стоял точно в такой же позе с той стороны двери. — Оказывается, мои друзья совершали страшные убийства. Я и не знал. Я был всего лишь шофером. На следствии они все стали валить на меня. Подкупили прокурора. И вот я здесь. А они на свободе. Но я счастлив, что попал сюда. Иначе не встретил бы тебя. Ты единственное светлое пятно в моей тусклой жизни…
Девушка чувствовала, как размягчается, превращаясь в теплое, сладкое облако. Она завороженно смотрела на металлическую дверь, как кобра на дудочку заклинателя.
… До укола оставалось 8 часов 12 минут. Заславский внезапно проснулся от нехорошего предчувствия. Тошнота подкатила к самому горлу. Захотелось встать и куда-то бежать. Вырваться из этих стен. Но душный воздух придавил к кровати.
Страх, мерзкий, холодный червяк, прополз под кожей. Напрасно Заславский пытался успокоить себя тем, что он давно мертв, а мертвые не боятся.
«Но ведь мертвых и не тошнит». Он приложил руку к горлу, пытаясь удержать спазмы. Его рвало, но из горла ничего не вырывалось. Только хрипы. Его рвало пустотой, перемешанной с ледяным ужасом.
Гольцову тоже плохо спалось. Он ворочался с боку на бок, вызывая сонное ворчание жены.
Полуяхтов же спал сном праведника, свободно раскинувшись на широкой двухспальной кровати, застеленной свежими, хрустящими простынями.
А Вепрь и Света беседовали. Казалось, между ними натянута невидимая линия высокого напряжения и по ней бежали искрящиеся биотоки. Оба чувствовали жжение в груди и легкое головокружение, оттого что совсем рядом билось в такт чужое взволнованное сердце.
— Я бы очень хотел увезти тебя из этой тюрьмы, — говорил Вепрь, и Света сладко замирала. — Ты достойна большего…
«Не такой уж он и страшный, — думала медсестра. — Может, действительно невиновного человека посадили…»