В Махачкале Вощевоза встретили прямо на летном поле. Две «Волги». Сначала к ним степенно подошел ба-альшой начальник, но его мягко завернули. И он начал что-то выговаривать помощнику.
— Александр? — К нему подошел грузный дагестанец с круглым лицом и высокой залысиной. — Я Магомед. Будем знакомы.
Его отвезли на какую-то квартиру. Накормили. Напоили. Два дня он учил неизвестных людей взрывному делу. Среди учеников были и славяне, и представители всех кавказских народов.
А вечерами вино лилось рекой. Дымились мангалы. Ради московского гостя каждый день резали нового барана. Накрывали царский стол. Произносили красивые тосты. Он ел, пил, слушал.
В понедельник как ни в чем не бывало полковник Вощевоз вышел на службу.
Вскоре внезапно погиб подполковник Афанасий Мокров, которого все звали просто — Федотыч. Прекрасный был человек. Душевный. А смерть глупая какая-то. Решил отремонтировать оконную раму на лоджии, когда был один дома. И выпал. С десятого этажа. Нелепая, трагическая случайность…
А Вощевоз продолжал жить. К счастью для него и его семьи, никаких трагических случайностей не происходило.
Все было хорошо до тех пор, пока не убили Дмитрия Белугина.
Через две недели после этого Александра арестовали.
Накануне к нему подошел Самойлов. Пригласил в свой кабинет.
— Плохи твои дела, Александр, — сообщил он. — Завтра тебя пригласят в Генпрокуратуру. И там арестуют.
— Зачем ты мне это рассказываешь?
— Даже не знаю. — Особист пожал плечами. — Нравишься ты мне.
— Я пошел.
— Куда?
— Вещи собрать.
— Постой. — Самойлов поднял руку, как оратор, пытающийся обратить на себя внимание. — Мы не договорили. У тебя есть шанс.
— Боюсь, что нет.
— Есть. Помнишь наш разговор? Напиши все. Ты же солдат. Честный человек. Сдай их. Я клянусь тебе, — Самойлов приложил руку к сердцу, — сделаю все, чтобы ты избежал тюрьмы. При самом худшем раскладе получил условно.
— Ты веришь в то, что говоришь? — Александр посмотрел контрразведчику в глаза и понял: это тот редкий случай, когда особист говорил искренне.
— Верю. Я пойду с тобой до конца, — произнес Самойлов.
Он не кривил душой, но насколько были честны те, кто уполномочил подполковника на такой разговор?
— У нас нет шансов, — сказал Вощевоз. — Передай наверх, что я буду молчать. Спасибо, что предупредил.
На следующий день в Генпрокуратуре пожилой следователь по особо важным делам очень удивился, когда Вощевоз пришел с сумкой.
— Это что? — спросил следователь, разглаживая свои кавалерийские усы.
— Вещи, — спокойно ответил взрывник.
— Вы всегда ходите в прокуратуру с вещами? — улыбнулся следователь, похлопав густыми, будто накрашенными ресницами, создававшими яркий овал вокруг глаз.
— Я крайне редко хожу в прокуратуру, — произнес Александр.
«Непробиваемый, — с презрением подумал следователь. — Ничего, посмотрим, каким ты будешь через несколько дней в камере. Соловьем запоешь».
— Вы были знакомы с Дмитрием Белугиным? — спросил он.
— Нет.
— Вы ни разу не видели его?
— Видел.
— Когда?
— В Чучковской бригаде. В сентябре.
— А говорите — не знакомы. — Следователь наклонился вперед, упираясь локтями в стол. — Что ж вы обманываете следствие?
Вощевоз промолчал, чем еще больше настроил важняка против себя.
— При каких обстоятельствах вы встретились с Белугиным? — задал тот вопрос.
— Он там работал. Как журналист.
— А вы что делали? — С каждым словом в тоне следователя нарастали угрожающие интонации, которые, как мирный атом, были не то чтобы злыми, но пугали содержанием. Ведь все знают, как оно может трам-тарарахнуть.
— И я работал. Как офицер, — произнес Вощевоз, для которого подобные штучки были что для ужа стук дятла.
— На все-то у вас есть ответ.
— Но и у вас на все есть вопрос.
На столе у важняка зазвонил телефон. Он поднял трубку:
— Слушаю, Шевченко… Да, он у меня… Доложу.
Нога Вощевоза коснулась сумки, стоявшей рядом со стулом, и погладила ее: мол, терпи, такова наша доля.
— Белугина сопровождал Заславский? — спросил следователь, положив трубку.
— Не помню.
— Что вам известно о причастности Заславского к убийству Белугина?
— Ничего.
— Вы сами причастны к убийству Белугина?