— Дело в том, что я лично знал Иннокентия Тимофеевича, — доверительным тоном произнес генерал. — Когда он служил еще в службе собственной безопасности президента, а я в Управлении Центрального военного округа, мы с ним тесно сотрудничали, времена были, сами помните, неспокойные. Служба безопасности старалась держать везде руку на пульсе, особенно в Центральном военном округе. От этого зависела безопасность страны. И я знаю Иннокентия Тимофеевича как честного и порядочного человека, блестящего профессионала. Поэтому и был так удивлен, когда услышал его фамилию в связи с оперативными мероприятиями в Чехии…
— Прекрасно, тогда действительно произошла ошибка, и мы ее исправим, спасибо, что развеяли сомнения, — с показным энтузиазмом произнес Гольцов.
Сам того не ведая, Брайчук сообщил собеседнику важную информацию: он лично знал Полуяхтова, когда служил в особом отделе. А раз так, Полуяхтова мог знать и Ермаков.
Да что там мог — наверняка знал.
Но внешне Гольцов ничем не показал, что принял последние слова Брайчука к сведению.
— На самом деле, возможно, не все так однозначно. — Генерал вздохнул. — Возможно, Иннокентий Тимофеевич где-то допустил ошибку. Наш долг — исправить ее. Помочь нашему товарищу не оступиться. И не допустить, чтобы он какими-то не очень обдуманными действиями нанес ущерб интересам страны.
«Ты хочешь помочь товарищу или утопить его? — неодобрительно подумал Гольцов, интуитивно догадавшись о намерениях генерала. — Как у вас на Лубянке все непросто и запутанно…»
— Но повторяю, Полуяхтов — честный, достойный человек, — продолжал увещевать Борис. — Поэтому необходимо тщательно разобраться в ситуации. Я обратился к вам неофициально. Пока неофициально. Сами понимаете, что обстоятельства неординарные. Но хочу, чтоб вы поняли, что можете рассчитывать на мою дружбу и помощь. И я надеюсь на встречное взаимопонимание.
— Безусловно. — Георгий натянуто улыбнулся. — Я полностью открыт к сотрудничеству. Тем более по закону Интерпол и ФСБ — органы взаимодействия. Но боюсь, что в случае с Полуяхтовым пока поделиться особо нечем. Ситуация действительно пустяковая…
В воздухе повисла пауза. Собеседники смотрели друг другу в глаза не мигая.
Первым не выдержал Брайчук.
— И все-таки? — вопросительно произнес он.
— Один из чешских коммерсантов, осужденных за мошенничество, заявил, что был подставной фигурой вроде зиц-председателя Фунта. А за всем стоял, по его словам, Полуяхтов. Но никаких доказательств тому нет. В документах фигурируют совсем другие люди. Похоже, рассказ коммерсанта — полный бред, продиктованный желанием уйти от ответственности…
— Откуда же он знает Полуяхтова?
— Встречались на горнолыжном курорте.
Гольцов придерживался принципа: если говорить, то говорить правду. Другое дело, что всю правду иногда говорить не обязательно. Кто скажет, что Полуяхтов и Моравек не встречались на курорте, пусть бросит камень в Моравека, чтоб не врал. А то, что фразу Гольцова можно понять иначе: мол, познакомились там или просто сталкивались в коридоре, — так это проблемы слушателя, никак не рассказчика.
Брайчук понял: собеседник темнит. Дальнейший разговор терял смысл. «Прикажу взять этого мудака в оперативную разработку», — подумал генерал и попрощался, поблагодарив Гольцова «за то, что зашел» и попросив звонить в любое время.
Глава 11
— Подведем итоги, что мы имеем? — предложил Михальский.
— Историю в стиле «служили два товарища».
— Это серьезно.
— Вместо одного подозреваемого мы получили двух.
— Что не так уж и плохо. — Яцек откинулся в кресле. В руках он вертел ручку с золотым пером. — У нас теперь три варианта: убийство Белугина совершил первый, либо второй, либо оба сразу.
— Сомневаюсь, чтобы действовали сообща.
— Объясни.
— Они служили в разных ведомствах. Друг другу не подчинялись. И, возможно, до конца не доверяли. Делишки какие-нибудь творили. Но убийство? Особенно такое громкое. Это слишком серьезно, чтобы посвящать соседнее ведомство, пусть даже в лице старого товарища. Уйдет информация не туда — и не отмоешься. Дружок из соседней конторы никак не прикроет.
— Рациональное зерно в твоих словах есть, — задумчиво произнес Яцек.
— Тем более у каждого есть возможности, чтобы провести операцию своими силами.
— То есть нам осталось всего ничего: решить, кто из этих граждан нам наименее симпатичен. А значит — наиболее причастен. С чего начнем?