— Нет!
Миноносец меж тем был уже виден в главных подробностях невооруженным глазом, на узком носу вырисовывались втянутые в клюзы якоря, орудийная башня, этажи мостиков за ней и тонкая, немного короткая с виду мачта. Было ясно, что, если идти и дальше встречным курсом, не отворачивать, столкнешься нос к носу, а если поздно свернешь — тебя протаранят.
— Демонстрация силы! — громко крикнул лейтенант, уже не отнимая бинокля, и Полетаев заметил, как Реут недовольно покосился на офицера, а Нарышкин беззвучно рассмеялся, словно бы на шутку. Потом Реут обернулся, и Полетаев кивнул ему:
— Да... Пора. Прикажите левее тридцать.
Нос «Гюго» начал заметно уваливаться, но в первые минуты казалось, что миноносец все равно идет навстречу. И только когда стали различимы люди-точки на мостике корабля, стало ясно, что тот пройдет стороной.
— Сигнал на встречном! — зычно доложил Богомолов, и все, у кого были в руках бинокли, дружно подняли их к глазам.
Реут, не дожидаясь, пока развернут большую и тяжелую книгу международного свода сигналов, приказал поднять позывные. Он был прав: миноносец интересовался названием и государственной принадлежностью идущего ему навстречу судна.
Цепочка больших флагов сумятицей красного, желтого, белого, черного цветов полыхнула над головами, туго запела на ветру. Напуганные чайки отпрянули, стали отставать к корме, где, повторяя поворот, плавно изгибался пенистый след пароходного винта.
Но это было излишне — позывные. С японского корабля наверняка был виден советский флаг на мачте, а если поравняться с «Гюго», так обнаружится и еще один — большущий, нарисованный на борту.
Излишне, а надо. Военный корабль просит. Пока еще просит, а не требует. Впрочем, как в таких случаях отличить просьбу от приказа? Полетаев в бинокль хорошо различал офицеров на мостике — низкорослых, в фуражках с белыми чехлами. Миноносец рисовался в три четверти, за надстройкой открылись торпедные аппараты, и их строенные трубы медленно ползли к борту, как бы готовясь к встрече с «Гюго». На мачте дернулся, пошел вверх полосатый вымпел — японцы подтверждали, что позывные приняты, разобраны.
— Они сыграли боевую тревогу, Яков Александрович!
Крик лейтенанта словно толкнул Полетаева под руку, он бесполезно полоснул биноклем по темно-синей палубе миноносца, а потом, сдерживаясь, сердясь на Зотикова за неуместные нотки радости, которые слышались в его возгласе, разглядел, как по трапам бегут низкорослые японские матросы в гетрах. Торпедные аппараты совсем уже повернулись, торчали поперек палубы миноносца, и следом за ними, торопясь, стало разворачиваться носовое орудие.
«Пролив стерегут как свою прибрежную зону. Случалось, досматривали советские суда... Но мы не в состоянии войны, они, японцы, сражаются с американцами, с какой же стати эти устрашающие маневры?» И тотчас, будто бы параллельно, потекла мысль о том, что он, капитан, стоит с биноклем в руках, прижав окуляры к глазницам, и молчит, а на миноносце сыграли боевую тревогу, и торпедные аппараты целятся вовсю, и носовое орудие тоже.
«Так, так», — говорил он себе, еще больше затягивая, намеренно продлевая собственное молчание, хотя и видел, что носовой бурун перед миноносцем опал: корабль сильно сбавил ход.
Полетаев отнял бинокль от глаз и обнаружил, что все на мостике, за исключением Реута, привалившегося, заложив руки в карманы, к деревянному обвесу, смотрят на него, капитана. Только Реут смотрел на японский корабль. И тогда Полетаев произнес громко и властно, как бы отметая все происходящее — и миноносец, и нетерпеливое ожидание стоящих на мостике, и даже собственные мысли о войне, досмотрах, торпедах и орудиях:
— Вахтенный помощник, почему не следите за местом? Сколько до Камня Опасности? Глубину прошу проверять каждые пять минут!
И то ли оттого, что Клинцов кинулся к пеленгатору, завозился там, а потом пробежал к трапу, стуча сапогами, или потому, что команда относилась только к движению судна, никак не касалась идущего рядом миноносца, и все другие задвигались. А Полетаев так же спокойно приказал:
— Лейтенант, распорядитесь, чтобы расчет кормового орудия был на месте. Но на банкет не выходить!
Ответное «Есть!» пулей долетело до Полетаева, и он подумал опять, что Зотикову, окончившему училище и отправленному не на фронт, как большинство его однокашников, не на Балтику, Север или Черное море, а на «скучный торгаш», как он говорил, — ему, артиллеристу, явно хотелось иного исхода встречи с чужим кораблем, чем капитану. Лейтенант горел желанием драться, командовать, кричать в телефон: «Прицел... целик... бронебойным... выстрел!» Через секунду офицер уже стоял у аппарата и закрывая ладонью микрофон трубки, заговорил, возбужденно озираясь.