Здесь кончаются слова епископа Сикарда.
Начиная с этого места, слог становится неотделанным, грубым, тяжелым и косноязычным, часто он не следует даже правилам грамматики, зато согласуется с ходом истории. И потому отныне нам надо будет приводить его в порядок, улучшать, дополнять, сокращать и излагать хорошо грамматически, когда будет необходимо, как мы уже сделали – и это ясно видно – выше, во многих местах этой самой хроники, где мы обнаружили множество ошибок и неточностей; некоторые из них были внесены переписчиками, делавшими много ошибок, а другие были допущены первыми сочинителями[171]. А те, кто добавлял что-нибудь после них, в простоте душевной следовали им, не размышляя, правильно те сказали или нет. И делали они это либо во избежание трудностей, либо случайно, потому что не имели опыта составления истории. И все же лучше, чтобы они написали хоть что-нибудь, пусть и простым слогом, чем вообще опустили что-то из происходящего. Ибо от них мы знаем, по крайней мере, и в каком году от Воплощения Господня /f. 219c/ произошло то или иное, и хоть какую-то правду об истории, о деяниях и о случившихся событиях, чего мы, пожалуй, не знали бы, разве только Бог пожелал бы открыть, как Он открыл Моисею, Ездре, и Иоанну в Апокалипсисе, и мученику Мефодию[172] в темнице, и многим другим, кому были открыты будущее и тайны небесные. Вот почему блаженный Иероним говорит[173], что «в скинии Господней каждый предлагает то, что он может. Одни предлагают золото и серебро и драгоценные камни, другие – виссон и пурпур, и червленую ткань, и аметист. Что до нас, то хорошо, если мы предложим шкуры и козью шерсть. И однако Апостол полагает наши жалкие дары более необходимыми. Потому и вся эта красота скинии, которая отдельными особенностями является прообразом Церкви настоящей и будущей, покрывается шкурами и тканями из козьей шерсти, и вещи более дешевые защищают ее от солнечного зноя и непогоды». То же самое мы сделали и во многих других хрониках, которые мы написали, издали и исправили.
Далее, в вышеупомянутом году король Франции и граф де Монфор приняли знак креста и приготовились вместе с другими крестоносцами оказать помощь в сражении войску, бывшему в Испании[174], когда император сарацинский, у которого было пятьдесят королей, потерпел поражение при Мурадале[175] от трех испанских королей – Кастилии, Наварры и Арагона, поддерживаемых португальцами; одиннадцать тысяч их, сражавшихся в первых рядах, погибли[176].
В том же самом году, то есть в 1212, неисчислимое множество паломников – бедных людей обоего пола и детей из /f. 219d/ Тевтонии, побуждаемых тремя отроками[177] двенадцатилетнего возраста, принявшими знак креста в области Кельна и говорившими, что им было видение, прибыло в Италию. Они единодушно и в один голос говорили, что пройдут по морю, как по суше, и вернут Господу Святую Землю – Иерусалим; но потом все затихло. В том же году был такой сильный голод, особенно в Апулии и Сицилии, что матери поедали даже детей.
В лето Господне 1213, на пятидесятый день после святой Пасхи, в день святых мучеников Марцеллина и Петра, а именно 2 июня, кремонцы пришли на помощь жителям Павии, многие из которых, как мы сказали выше, были захвачены миланцами при переезде короля из Павии в Кремону; все как один они собрались с боевой повозкой у Кастеллеоне, имея поддержку всего лишь 300 рыцарей из Брешии. И вот «внезапно сделался шум» (Деян 2, 2), так как миланцы со своей повозкой летели, как стрелы, и неслись, как молния. К ним на помощь пришли рыцари и лучники из Пьяченцы, конные и пешие из Лоди и Кремы, из Новары и Комо, и столько же или более из Брешии, сколько, как уже сказано, пришло на помощь кремонцам. Все они единодушно, с яростным криком, одним порывом и натиском нападают на кремонцев и прочих рыцарей «извне»[178], атакуют, обращают их в бегство, захватывают и одолевают. Тем не менее кремонцы одержали победу над миланцами и их войском и, силой /f. 220a/ овладев боевой повозкой упомянутых миланцев, с а ликованием привезли ее в город Кремону в знак победы. В том же году, 13 июня, коммуна Болоньи обещала и поклялась начать войну с моденцами в защиту коммуны Реджо, и служить ей, и не заключать мира с вышеназванными моденцами без согласия реджийской коммуны.
171
В лат. оригинале: dictatores от глагола dictare – «диктовать»; уже в античной латыни это слово означает – «сочинять»; отсюда в средневековой латыни «dictator» – «сочинитель» (автор), главным образом, прозаических сочинений (в том числе и писем). Салимбене довольно часто употребляет это слово в значении «диктовалыцик – сочинитель». См.:
172
Мефодий (умер в 311 г.) – епископ Олимпии и Ликии, мученик, отец Церкви. Яростный борец против язычников и еретических учений.
173
174
Здесь Салимбене допустил ошибку, взяв сведения из «Liber de temporibus» Alberti Milioli (ed. cit., cap. 196, p. 453), в которой говорится о войне с альбигойцами, а не о войне в Испании, которую Салимбене описал выше, изложив ее по «Хронике» Сикарда (MGH SS. Т. 31. Р. 180).
175
Отвоевывание земель у арабов (мавров) испанцами на протяжении XI–XII вв. шло с переменным успехом. Но в 1212 г. объединенные силы испанских королевств, к которым присоединились крестоносцы из других стран Европы, в том числе и Португалии, о чем здесь упоминает Сикард – Салимбене, нанесли маврам страшное поражение при Лас Навас де Толоса.
177
Детские крестовые походы, к которым присоединялись и взрослые, были вызваны не только бедственным положением народа и массовой беспризорностью, но и распространением идеи о том, что только безгрешные дети сумеют чудом освободить Иерусалим. Так, во Франции появился отрок-пастух Стефан, который объявил себя посланцем Бога и призывал детей к крестовому походу. По его призыву толпы детей и взрослых отправились в поход, закончившийся трагически.
178
Рыцари «извне» – в лат. оригинале: «milites forinseci». Имеются в виду рыцари, изгнанные из данного города, не державшие сторону правящей группировки города, ориентирующейся или на папу, или на императора. Те же рыцари, которые держали сторону правящей группировки города, назывались «внутренними рыцарями» – «milites intrinseci». Они жили внутри города.