Выбрать главу
Да хмельными чарами сердце пламенится: Дух, вкусивший нектара, воспаряет птицей; Мне вино кабацкое много слаще мнится Вин архиепископских, смешанных с водицей.
Да, зовет по-разному к делу нас природа: Для меня кувшин вина – лучшая угода: Чем мои по кабакам веселей походы, Тем смелей моя в стихах легкость и свобода.
Но звучит по-разному голос наш природный! Я вот вовсе не могу сочинять голодный: Одолеть меня тогда может кто угодно – Жизнь без мяса и вина для меня бесплодна.
Неучей чуждается стихотворец истый, От толпы спасается в рощице тенистой, Бьется, гнется, тужится, правя слог цветистый, Чтобы выстраданный стих звонкий был и чистый.
В площадном и рыночном задыхаясь гаме, Стихотворцы впроголодь мучатся годами; Чтоб создать бессмертный сказ, умирают сами, Изможденные вконец горькими трудами.
От вина хорошего звонче в лире звоны: Лучше пить и лучше петь – вот мои законы! Трезвый я едва плету вялый стих и сонный, А как выпью – резвостью превзойду Назона[380].
Но всегда исполнен я божеского духа: Он ко мне является, если сыто брюхо. Но едва нахлынет Вакх в душу, где так сухо, – Тотчас Феб заводит песнь, дивную для слуха.
В кабаке возьми меня, смерть, а не на ложе! /f. 242d/ Быть к вину поблизости мне всего дороже. Будет петь и ангелам веселее тоже: «Над великим пьяницей смилуйся, о Боже!»
Вот, гляди же, вся моя пред тобою скверна, О которой шепчутся вкруг тебя усердно; О себе любой из них промолчит, наверно, Хоть мирские радости любы им безмерно.
Пусть в твоем присутствии, не тая навета, И словам Господнего следуя завета, Тот, кто уберег себя от соблазна света, Бросит камень в бедного школяра-поэта!
Пред тобой покаявшись искренне и гласно, Изрыгнул отраву я, что была опасна; Жизни добродетельной ныне жажду страстно: Одному Юпитеру наше сердце ясно.
С прежними пороками расстаюсь навеки, Словно новорожденный, поднимаю веки, Чтоб отныне, вскормленный на здоровом млеке, Даже память вытравить о былом калеке.
К кельнскому избраннику просьба о прощенье: За мое раскаянье жду я отпущенья. Но какое б ни было от него решенье, Подчиниться будет мне только наслажденье.
Львы, и те к поверженным в прах не без пощады: Отпустить поверженных львы бывают рады. Так и вам, правители, уступать бы надо: Сладостью смягчается даже горечь яда.
(Перевод О. Б. Румера)

О пленении и смерти Генриха[381], сына императора, на погребении которого произнес проповедь брат Лука из Апулии

Далее, в упомянутое выше лето Господне 1233[382], во времена папы Григория IX, в мае месяце, во время «Аллилуйи», Фридрих, император римский, захватил и долго держал в оковах непокорного своего сына Генриха, короля Германии, за то, что тот вопреки его воле примкнул к ломбардцам. И когда Генриха переводили из замка Сан-Феле в другой замок[383], чтобы держать его в оковах и там, он от досады и скорби бросился в какую-то пропасть и погиб[384]. На его похороны в отсутствие императора собрались князья, бароны, рыцари и городские магистраты. С ними был и брат Лука из Апулии из /f. 243a/ ордена братьев-миноритов, чтобы по апулийскому обычаю произнести проповедь на погребении, а память о его проповедях жива. Он предложил тему из книги Бытия, 22, 10: «Авраам ... взял нож, чтобы заколоть сына своего». И сказали магистраты и другие бывшие там ученые люди: «Этот брат сегодня скажет такое, что император непременно снесет ему голову». Но вышло иначе. Ибо он произнес такую прекрасную проповедь, восхваляя правосудие, что, когда ее похвалили в присутствии императора, тот пожелал иметь ее.

О случившемся в том году сильном морозе

В лето Господне 1234 в течение всего января месяца было так много снега и льда, что обледенели виноградники и все плодовые деревья. И погибли от мороза звери лесные. И волки ночью входили в города, и днем их ловили, убивали и вешали на городских площадях. И деревья от слишком сильного мороза трескались от верхушки до корня, и многие деревья совсем потеряли крону и засохли из-за упомянутого мороза.

О великом сражении в епископстве Кремонском

И было в епископстве Кремонском великое сражение между жителями Кремоны, Пармы, Пьяченцы и Модены, с одной стороны, и жителями Милана и Брешии с их друзьями – с другой.

вернуться

380

Овидий Назон, Публий (43 до н. э.–18 н. э.) – римский поэт, автор многих поэтических произведений: «Любовные элегии», «Метаморфозы», «Героиды», «Наука любви» и др. В средние века он считался вторым после Вергилия поэтом. Данте поставил его рядом с Гомером, Горацием, Луканом.

вернуться

381

Генрих VII Хромой – старший сын Фридриха II, правивший самостоятельно в Германии с 1220 г. Но в 1234 г. он заключил союз с ломбардскими городами, враждебными Фридриху. И Фридрих предпринял решительные меры против своего мятежного сына, заключив его в темницу (1235 г.).

вернуться

382

Это произошло в июле 1235 г., а не в мае 1233 г., когда действительно началось время «Аллилуйи»; см.: Cronaca di Bologna. Muratori // MGH SS. Т. 18. Col. 258. О печальной участи старшего сына Фридриха II повествует и Джованни Виллани (цит. соч., кн. VI, гл. 22), где более подробно рассказывается о причине конфликта между Фридрихом и Генрихом и где дана другая версия кончины Генриха, умершего в тюрьме от голода. См., кроме того, там же, прим. 24 к кн. VI.

вернуться

383

Замок Сан-Феле (св. Феликса) находится в провинции Базиликата, где Генриха держали в заточении с января 1236 по июнь 1240 г. Как замечает Гольдер-Эггер (с. 87, прим. 3), Генриха скорее всего переводили из замка Неокастро, где его держали с июня 1240 по 1242 г. в замок Святого Марка близ Марторано в Апулии.

вернуться

384

И. Фиккер считает этот рассказ правдивым. См.: Ficker I. Regesta imperatorum. V, 2. № 4383n. Он приводит свидетельства: Cronica de rebus Siculis // Huillard-Breholles. Hist. dipl. Frid. II. I. P. 905 sq.; Rolandinus. III, 10 // MGH SS. T. 19. P. 61; Sermo de Friderico II imperatore // Huillard-Breholles. VI. P. 289; Thomas de Papia // MGH SS. T. 22. P. 513.