Выбрать главу

Вместе с тем в разных местах “Хроники” мы встречаем критические замечания в адрес отдельных представителей правящего дома. Справедливости ради отметим, что критика эта всегда обращена в прошлое, и мы в этой связи лишены возможности судить о ее злободневности. Она не всегда и не столько отражала личные чувства и собственное мнение автора, сколько, видимо, обусловливалась политической ситуацией и соотношением влияния и возможностей основных группировок при дворе в то время, когда Шах-Махмуд писал свой труд. Конечно, можно понимать эти высказывания как критику “в адрес верховных правителей со стороны недовольного феодала-вассала”[153], но думается, что сам Шах-Махмуд ввел их в “Хронику” с целью чисто назидательной для современных ему вершителей судеб государства. Иными словами, он стремился показать им, к чему в прошлом приводили жестокость и тирания одних, алкоголизм и пристрастие к кокнару других, маниакальная подозрительность и неуемное корыстолюбие третьих и т. п.[154]. Правда, следует оговориться, что его обличения, направленные в адрес наследника престола Зийа' ад-Дина Ахмад-султана и Султан-Махмуд-хана, несомненно, вызваны гонениями последних на чурасских эмиров[155].

Шах-Махмуд был выходцем из кругов военно-кочевой знати и в силу своего происхождения и воспитания не мог не выражать взгляды того сословия, из которого вышел и интересы которого защищал. Однако, будучи союзником черногорских ходжей, Шах-Махмуд выражал взгляды только той части феодальной верхушки, которая шла на сотрудничество с ними. Весьма примечательно в этой связи то обстоятельство, что он положительно оценивал те действия и меры того или иного династа, которые совпадали с интересами его духовных руководителей. Поэтому не вызывает удивления, что он не одобряет меры 'Абд ал-Карим-хана, направленные против распространения влияния ходжи Исхака, осуждает Султан-Махмуд-хана, отважившегося избавиться от засилья Ходжи Шади, и порицает 'Абдаллах-хана, стремившегося ограничить власть Ходжам-Падшаха. Столь же естественна его радость по случаю свержения Йулбарс-хана и воцарения Исма'ил-хана, чьим союзником выступал ходжа Мухаммад-'Абдаллах. Заметим при этом, что Исма'ил-хан во время своего сравнительно непродолжительного правления сумел подавить, как сообщают Мухаммад-Садик Кашгари и анонимный автор, оппозицию белогорских ходжей, стабилизировать в известной мере положение в стране и объединить государство в прежних границах (исключая Чалыш и Турфан)[156]. Освещение хода событий, завершившихся убийством Йулбарс-хана, гибелью его сыновей и бегством ходжи Хидай-аталлаха из Яркенда в Кашгар, передано Шах-Махмудом с такими подробностями и деталями, которые не оставляют сомнения в том, что сам автор, находясь в гуще событий, вполне вероятно был и активным их участником. Политическая ситуация, сложившаяся к тому времени в Могольском государстве, отличалась значительной сложностью и определенным своеобразием, поскольку в борьбу за власть между претендентами, каждого из которых поддерживали противостоящие друг другу группировки во главе с ходжами, активно включились соперничавшие между собой калмакские феодалы. Если Йулбарс-хан утвердился на троне Яркенда с помощью калмаков Сенгэ (убит в конце 1670 г.)[157] — сына и преемника Ботор-хунтайджи (1634—1653), то поддержка, оказанная Исма'ил-хану группировкой Элдан-тайши, позволила ему взять верх в борьбе за престол (1080/1670 г.)[158], что ознаменовало собой успех черногорских ходжей и соответственно поражение белогорских.

Наш автор в восторженных тонах характеризует главное действующее лицо заговора против Йулбарс-хана — калмак-ского ставленника Эрка-бека, осуществившего переворот, опираясь на калмаков[159]. На фоне часто менявшейся ситуации, когда центральная власть была слаба, а ее авторитет стоял очень низко, быстро поднимались и столь же стремительно закатывались на политическом небосклоне Могольского государства звезды различных представителей феодальных групп и партий. Судьба временщика Эрка-бека не составила исключения, и он, видимо, вскоре сошел со сцены, поскольку ни один более поздний источник, и в том числе сам Шах-Махмуд, сказавший столько льстивого и высокопарного в его адрес, ни словом не обмолвился об Эрка-беке[160]. Однако справедливости ради отметим, что если в настоящее время история Восточного Туркестана в период с середины XVI по 70-е годы XVII в. представляется нам сравнительно связной и не столь темной, то этим обстоятельством мы в немалой степени обязаны упомянутому беку, который приказал[161] Шах-Махмуду б. мирзе Фазилу Чурасу составить “Хронику”. Как известно, около 1680 г. белогорские ходжи с помощью Галдан-Бошокту-хана (1671 —1697), разбившего Исма'ил-хана, утвердились в Яркенде и Кашгаре, а их извечные противники — черногорцы — были вынуждены искать убежища в Индии и Средней Азии[162]. Шах-Махмуд не последовал в Индию вслед за своим патроном Мухаммад-'Аб-даллахом, а остался в Яркенде вместе со своим братом эмиром Гази-беком, где он и умер, по словам Мир Хал ад-Дина, от чрезмерного пристрастия к кокнару[163]. Причем из рассказа этого же автора выясняется, что Шах-Махмуд умер вскоре после встречи с Ходжой Афаком и до смерти последнего, т. е. до четверга начала месяца раджаба 1105/1 или 8 марта 1694 г.[164]. Какой информацией располагал Мир Хал ад-Дин, приводя этот эпизод, нам неизвестно. Однако вывод, к которому он подводит читателя: Шах-Махмуд Чурас умер еще при жизни ходжи Хидайаталлаха, — явно ошибочен. Дело в том, что последние рассказы Анис ат-талибин посвящены описанию действий ходжи Данийала, прибывшего из Ходжента в Яркенд. А из сообщений местных источников, в том числе Анис ат-талибин, известно, что ходжа Данийал закрепился в Яркенде уже после смерти Ходжи Афака, гибели его сына Мухаммад-йахйи и после поражения и гибели Мухаммад-Мумин-хана (= Акбаш-хана). По словам Шах-Махмуда, ходжа Данийал вместе с хакимом Яркенда мирзой 'Алам-Шах-беком успешно руководил обороной города, осаждавшегося сторонниками белогорцев — кашгарцами и киргизами, и отразил все их попытки взять город приступом[165]. По сообщениям Анис ат-талибин и анонимного автора “Истории Кашгарии”, рассказ которого весьма напоминает то, что сообщает Шах-Махмуд[166], правление Акбаш-хана было кратковременным, и из них можно вывести заключение, что хан пал от рук киргизов в конце 1106 — начале 1107/1695 г. Совершенно очевидно, что Шах-Махмуд не смог бы написать эти рассказы, если бы он, как сообщает Мир Хал ад-Дин, умер до смерти Ходжи Афака. Приподнятый тон последних строк Анис ат-талибин дает возможность предположить, что труд был завершен в ближайшие после удачно проведенной обороны города дни, т. е. в 1107/1696 г. Дата смерти Шах-Махмуда нам неизвестна. К этому времени, т. е. к 1107/1696 г., он уже перешагнул за семьдесят лет и вскоре после упомянутых событий, видимо, умер, успев дожить до восстановления в Яркенде власти черногорских ходжей, которым он столь долго и верно служил.

вернуться

153

“Материалы”, стр. 374.

вернуться

154

“Хроника”, лл. 51б, 59а, 67б, 69б, 71б, 73б, 76а, 79а-б, 80а-б, 81а, 82а-б, 85а.

вернуться

155

“Хроника”, лл. 59а, 67б. Несомненная идеализация в “Хронике” личности 'Абд ал-Карим-хана и Мухаммад-хана и их правления объясняется в случае с первым тем, что Шах-Махмуд следовал уже сложившейся традиции, а в отношении второго — тесными связями хана с черногорскими ходжами.

вернуться

156

Подробнее см. примечание 363 к нашему переводу “Хроники”.

вернуться

157

“Хроника”, л. 82а-б.

вернуться

158

Там же, лл. 82а, 84а.

вернуться

159

Там же, л. 83а; см. также: Анис ат-талибин, л. 105б; “История Кашгарии”, л. 98а-б.

вернуться

160

Шах-Махмуд несколько раз на страницах своей “Хроники” упоминает Эрка-бека, а в конце ее посвящает ему отдельную главу (“Хроника”, лл. За-б, 82а—85а). Согласно нашему автору, Эрка-бек по своему происхождению был тюрком из племени арлат и выходцем из г. Сайрама, что находился на правом берегу р. Сайрам, к востоку от Чимкента, где осели его предки. Двадцати лет он оставил родной город и поступил на службу к калмакам — сначала к создателю ойратского феодального государства Ботор-хунтайджи (1634—1653), а затем к его сыну и преемнику Сенгэ. На службе у ойратских предводителей он провел двадцать один год, участвуя в многочисленных походах и военных экспедициях, в том числе против чахаров, русских, и в Восточный Туркестан в составе войск Сенгэ, поддерживавшего Йулбарс-хана. Очевидно, карьера его складывалась успешно, так как он достиг высоких постов и однажды возглавил посольство в Китай к императорскому двору. Можно предположить, что Эрка-бек был специально направлен в 1080/1669-70 г. ко двору Йулбарс-хана как представитель и соглядатай Сенгэ. После того как он осуществил заговор против Йулбарс-хана, Эрка-бек всемерно содействовал вступлению на престол Исма'ил-хана, при котором он пользовался исключительным влиянием. Дальнейшая судьба Эрка-бека нам неизвестна. Вместе с тем архивные материалы Посольского приказа сообщают, что второе посольство Галдан-тайши (1671—1697) к московскому царю, которое возглавлял, некий “Ирке-бек”, вручило свое послание 1 августа 1673 г. вместе с посланием первого посольства, отправленного Галданом вскоре после гибели Сенгэ. Причем второму посольству вменялось также выяснить причины, приведшие к задержке первого посольства тобольским воеводой князем И. Б. Репниным (Златкин, История, стр. 244). В. П. Юдин полагает, что посол Галдана в Москву и временщик при Исма'ил-хане являются одним и тем же лицом (“Материалы”, стр. 374). С таким предположением можно согласиться при одном условии, что к началу 1673 г. Эрка-бек оставил Яркенд и возвратился к Галдану в ставку ойратов.

вернуться

161

“Хроника”, л. 3б.

вернуться

162

Подробнее см. примечание 363 к нашему переводу “Хроники”.

вернуться

163

“Был он человеком, который постоянно употреблял кокнар” (Хидайат-наме, л. 57а).

вернуться

164

“Как-то он встретился в ханаках с Ходжой Афаком. Ходжа во время пояснения истин суфийского познания так заметил: „Всякий, кто пристрастился к кокнару, сгинет, лишенный веры. Ибо умрет ли он в момент опьянения, случившегося под воздействием кокнара, или же во время винного похмелья, каждое из них есть результат злостного заблуждения и отступничества". Этот же заблудший не согласился. Спустя несколько дней сей гадкий и поганый, погрязший в пороке, опьянел, употребивши кокнар. Летом же он обыкновенно спал в помещении, где пол кропят водой. Там-то он и умер. [О случившемся] узнали спустя три дня, потому что тело распухло и стало разлагаться. Зловоние распространилось на целый квартал, что привело жителей квартала в крайнее удивление. В конце концов его [труп] извлекли из того помещения” (Хидайат-наме, л. 57а-б; также “Материалы”, стр. 371).

вернуться

165

Анис ат-талибин, лл. 107а—108б; “История Кашгарии”, л. 103а-б; Бартольд, Отчет, стр. 190; Думай, Аграрная политика, стр. 76—77.

вернуться

166

Ср.: Анис ат-талибин, л. 106б, и “История Кашгарии”, л. 102б.