Хан, как сюзерен и верховный правитель, располагал собственным доменом и весьма редко вмешивался во внутренние дела уделов, за исключением тех случаев, когда это вызывалось сепаратистскими устремлениями наместников. Ему же принадлежали приносившие значительный доход речные и рудниковые разработки нефрита. О существовании отдельных государственных земель Шах-Махмуд Чурас ничего не сообщает.
Опираясь на сведения “Хроники”, мы можем прийти к заключению, что в Могольском государстве действовал сравнительно налаженный и достаточно разветвленный административный аппарат центрального управления. Подавляющее большинство должностных терминов в том виде, в каком приводит их наш автор, известно по историческим источникам, составленным в Мавераннахре, а именно: вазир, мухрдар, аталик, ишикага, мирахур, бахши, кушбиги даруга, бакавул, йасавул, шигавул, мираб, амир ал-умара', тагарчи и пр.
Вместе с тем мы не можем с уверенностью сказать, что функции и прерогативы лиц, занимавших перечисленные должности, полностью совпадали с функциями и прерогативами их носителей в государстве Шейбанидов или Аштар-ханидов, так как Шах-Махмуд только называет эти административные (и отчасти военные чины), не давая каких-либо пояснений (все эти термины детально рассматриваются в комментарии к переводу, поэтому здесь мы не будем их разбирать). Можно только высказать общее предположение, что, видимо, прерогативы и обязанности этих чиновников совпадали в известной мере, но они должны были безусловно трансформироваться в согласии с местными условиями и под воздействием значительного кочевого элемента в составе Могольского государства. Заметим, что к числу наиболее значимых в системе военно-административной иерархии относились должности хакимов — военных губернаторов Яркенда и Кашгара, которыми могли быть только аталыки хана и наследника престола соответственно. Интересно, что только для Яркенда отмечает наш памятник наличие органов гражданского управления.
“Хроника” является также интереснейшим первоисточником для изучения такой политической и религиозной силы, какую представляли собой во внутренней жизни Могольского государства черногорские ходжи. Последнее название утвердилось за потомками и последователями ходжи Мухаммад-Исхака Вали (ум. в 1008/1599 г.), основавшего особую ветвь в рамках суфийского ордена накшбандийе-ходжаган, именуемую также исхакийе. Материал, собранный нашим автором в “Хронике”, вызывает большой интерес, потому что только в этом труде впервые дается история первых двух поколений черногорских ходжей — Мухаммад-йахйи (Ходжа Шади), третьего сына ходжи Исхака, прибывшего в Яркенд после смерти отца и утвердившегося там при дворе местных правителей в начале XVII в., и его сына Мухаммад-'Абдаллаха (Ходжам-П'адшаха)[246]. До Шах-Махмуда Чураса немногочисленные материалы о них были доступны только в передаче более поздних местных источников XVIII в. Так, анонимная “История Кашгарии”, составленная в первой четверти XVIII в., в рассказах о черногорских ходжах почти целиком опирается на сведения, заимствованные из “Хроники”, и только данные последних восьми рассказов[247] могут считаться несомненно оригинальными. Материалы же Тазкире-йи хваджаган, посвященные деятельности ходжи Исхака, дублируют сведения Зийа' ал-кулуб Мухаммад-'Аваза Самаркан-ди — труд, который Мухаммад-Садик весьма обстоятельно проштудировал и который послужил для него основным источником сведений при описании первой половины правления Мухаммад-хана. Вместе с тем его рассказы о деятельности черногорских ходжей — преемников ходжи Исхака написаны независимо от Шах-Махмуда Чураса. Его сведения характеризуются отсутствием многих деталей, менее подробны и передаются в более сдержанных тонах, а все сочинение окрашено симпатиями к белогорским ходжам — политическим противникам черногорских.
246
О “житиях” ходжи Мухаммад-Исхака Вали, которые не были известны нашему автору, см. прим. 94 к нашему переводу “Хроники”.