Очень хочется сказать — суд над ГКЧП прояснит ситуацию, но здоровый рассудок подсказывает прямо противоположное — не прояснит. У подсудимых нет другого выхода, как утверждать, что Горбачев о путче знал и они, следуя неоглашенной договоренности, претворили в жизнь один из вариантов, обсуждаемых ранее. А значит, их действия не противоречат взглядам Президента. С другой стороны, Президент, подтвердивший на всех предварительных встречах со следователем, что все случившееся явилось для него полной неожиданностью и иначе как преступной политической авантюрой он эту затею назвать не может.
Конечно, ни о чем об этом в те августовские дни мы не думали. Горбачев был слабым местом заговорщиков, и Ельцин это талантливо использовал. Гавриил Попов в своих воспоминаниях совершенно прав, утверждая — они переоценили обидчивость Ельцина. Кажется, Герцен сказал, определяя сложность положения интеллигенции в России, что все дело в том, что в конфликте, возникающем между мерзавцем и порядочным человеком, мерзавец смотрит на порядочного человека как на мерзавца, а порядочный и интеллигентный человек к мерзавцу продолжает относиться как к человеку порядочному. Они не рассчитывали, что Ельцин в своем противопутчевом поведении поддержит Горбачева. Их неприязнь друг к другу столь велика, что, в понимании руководителей путча, Ельцин будет рад низвержению своего политического соперника и, конечно же, вступит с ГКЧП в переговоры, отспаривая себе необходимые политические и государственные дивиденды. Ельцин поступил иначе. Чуждый нормам современной политики, если можно так сказать, он действовал как идеалист, действовал по принципу — политика может быть нравственной. Ельцин пренебрег своими личными отношениями с Горбачевым, он забыл о них. Он встал на защиту закона и Конституции. И если даже отрешиться от мысли, что действия Ельцина были проникнуты верностью демократическим убеждениям, пониманием пагубности действий путчистов для будущего России, вставшей на путь реформ, если оставить на поверхности единственное требование Ельцина о немедленной встрече с законным Президентом и его усилия по немедленному восстановлению конституционных прав своего главного политического противника, — то, следует признать, он выиграл многократно: как демократ, мужественный политик и просто как человек, для которого порядочность не пустой звук. Я полагаю, что в тот момент Ельцин меньше всего думал, как этот его шаг оценят ведущие страны Запада. Честно говоря, было не до того. Теперь, спустя время, отталкиваясь от порочного взгляда — нравственной политики не существует, многие в этих действиях Ельцина усматривают глубоко идущий расчет, считают, что, сыграв на Горбачева, Ельцин одним ходом выиграл политические симпатии Запада. Бессмысленно оспаривать или подтверждать, что это не так. Ельцин действительно выиграл Запад, но не в силу расчета. Честно говоря, у Ельцина не было большого выбора в симпатиях. Либо Горбачев, либо Янаев или, скажем, Пуго. Ельцин выбрал защиту Конституции. Как говорят в таких случаях юристы — Горбачев оказался в пределах конституционного поля.
Воздержусь от рассуждений о чувстве опасности, подстерегавшей его лично. Думал ли он об этом? Внешне это никак не проявлялось. Да и мы сами, кто был в Белом доме в эти дни и ночи, каких-либо явных ощущений на сей счет не имели. Возможно, гнали их, сдерживали, скрывали. Было состояние общей взволнованности и напряженности. В такие моменты важно не что, а как ты делаешь. Без сомнения, главной фигурой этого действа в замкнутом пространстве Белого дома был сам Президент. Он мгновенно уловил нерешительность в действиях ГКЧП, которая проявилась уже с самого утра, это и позволило российскому руководству без особых трудностей вырваться из якобы блокированного Архангельского. В случившемся был и момент везения, однако важно другое — из факта нерасторопности противников был сделан единственно правильный вывод — у путчистов что-то не стыкуется в узлах заговора. Должны были задержать, не задержали. Должны были перекрыть связь с городом, не перекрыли. Либо они слишком уверены в успехе и считают крайний вариант ненужным, либо не могут просчитать ситуацию до конца и не знают, что будет потом.