С этим трудно не согласиться, хотя в стране, где высшее образование и образованность понятия отнюдь не равнозначные, где количество специалистов на единицу площади и времени превышает эти показатели в любой другой стране мира, где специалист уже давно стал валовым, а не штучным продуктом, в такой стране карьера специалиста имеет свою специфику. Не признать этого значит продолжать жить с завязанными глазами. Диктат политики, классового чутья над профессиональным навыком предопределил в качестве приоритетного начала в формировании специалистов верность идеологической концепции: «Нам нужны не всякие командные и инженерно-технические силы. Нам нужны такие командные и инженерно-технические силы, которые способны понять политику рабочего класса нашей страны, способные усвоить эту политику…» При этом предполагалось, что носителем политики рабочего класса является аппарат партии в его административном, волевом варианте. Отсюда лозунг — кадры решают все! Сделаем уточнение — максимально идеологизированные кадры.
Практически все шестьдесят лет после того управленческая модель общества развивалась по этой схеме.
Непременный стаж партийной работы стал ещё одним догматом управленческой пирамиды. Так рождались тенденции кастовости в партии. Комсомольская работа, партийный аппарат, освобожденная партийная работа, руководящая должность на этажах власти. Практически другой путь восхождения на вершину управления был исключен. Подобная модель жизненных продвижений явилась своего рода наставлением по карьеризму, и неудивительно, что именно карьеризм, кастовая ограниченность стали главными недугами, разрушающими организм партии.
По логике вещей, согласуясь с законами здравости, общество заинтересовано, чтобы сфера управления его жизнью была в руках наиболее талантливых, ярких и деятельных людей. И если с этим согласиться, то факт партийной принадлежности руководителей всех рангов есть подтверждение основополагающей мысли — все самые талантливые, яркие и деятельные люди сосредоточены в партии, потому как им доверено управление жизнью общества на всех этажах и во всех коридорах власти. По идее, правящая партия должна к этому стремиться. Но мы прекрасно понимаем, что это лишь заманчивая цель, реальность никогда не может быть таковой. Даже в повседневности эта цель имеет громкое идеологическое сопровождение: «Партия — ум, честь и совесть нашей эпохи». Простое сопоставление величин — 20 миллионов членов КПСС и 170 миллионов беспартийных — ставит под вопрос правомерность подобного утверждения. Но дело не только в этом. Непременная партийность человека, находящегося на вершине пирамиды управления страной, республикой, областью, районом, колхозом, предприятием, превратило партию в иную среду обитания, предполагающую некие социальные привилегии. Бескорыстность партии дала трещину. В конечном итоге это лишило партию искренности внутри самой партии. Ибо всякий получивший власть из рук партии был повязан этим благодеянием и уже оберегал не идею, не высокие принципы, которые, увы, безденежны, а собственную привилегию, ради этого ловчил, уступал, раболепствовал.
Вот, как мне кажется, в чем суть кризисных явлений в партии. Формирование партии после совершения революции происходило неоднозначно, а после смерти Ленина с удивительной точностью согласовывалось с политическими деформациями общества. Очень часто именно партия выполняла роль идейного тоталитарного авангарда общества. Партия, в которой был физически уничтожен интеллектуальный слой, партия, в которой подавлялся принцип несогласия, не могла не видоизмениться, не утратить первоначальных приоритетов. И чтобы это скрыть, был оставлен в неприкосновенности идеологический антураж, политическая атрибутика: «С именем Ленина!», «Да здравствует ленинизм!» и т. д.
Мне думается, многие неудачи, которые нас постигли в период первых реформаций, объяснялись тем, что Хрущев не смог достаточно точно проанализировать состояние партии в тот момент, когда он её возглавлял, живучесть в ней авторитарных тенденций. Лозунги типа «Да здравствует ленинизм!» очень часто завораживают и тех, кто их произносит. Сталин поставил задачу иначе — создать управляемую и послушную партию. Отсюда и соответствующая терминология: «Кто не с нами, тот против нас», «Незаменимых людей нет», «Нет таких крепостей, которые бы не могли взять большевики». Мы винтики. Всякая ориентация на совершение невозможного есть игнорирование пределов возможного, подрыв его сил в иных территориях, в иных общественных слоях. Сделав невозможное в индустриализации, мы уничтожили деревню. Энергия всегда суммарна, она лишь перемещается в сообщающихся горизонтах общества.