Президенту предложили выбор: на какую силу поставить, какую из них взять в свои бесспорные соратники? Средства массовой информации, по сути, пришли к Президенту сами. Ситуацию можно счесть феноменальной: исключая непримиримую оппозицию (газеты, проповедующие принципы разлада, национализма, ненавистничества), вся иная - демократическая и по большей части центристская печать - сторонники Президента. Телевидение, радио, хотя и стараются сохранить объективное отношение к всевозможным политическим течениям, отчетливо симпатизируют Президенту.
18 июля 1992 г. 10.00
Президент назначил мне встречу. Накануне был "Президентский час" по Российскому телевидению. Разговор был очень откровенным. Завтра Верховный Совет слушает вопрос о средствах массовой информации. Мы обсудили возможную тактику. Ельцин настроен решительно. Он понимает, что поддержка средств массовой информации утраивает его возможности. Некоторое недовольство Российским телевидением и телевидением "Останкино" представляются в этот момент Ельцину малозначительными. Никаких "но", он поддерживает средства массовой информации. Вечером, в ответ на открытое письмо к нему редакторов газет и руководителей телевидения, он намерен встретиться с нами.
- Я должен их успокоить, - говорит Президент. - Я не позволю парламенту расправиться с прессой.
Накануне он сделал ещё один упреждающий шаг. Собрал у себя руководителей парламента и правительства. Вопрос о средствах массовой информации был главной темой разговора. И хотя, как говорит Ельцин: "Мы с Хасбулатовым договорились", - я чувствую, что полной уверенности нет. Того, прежнего, влияния на Хасбулатова у Президента уже не существует. Причин тому много. В преддверии V съезда Ельцин дал понять, что на посту Председателя Верховного Совета хотел бы видеть другого человека. Суждение, высказанное при закрытых дверях, в сверхузком кругу, перестало быть тайной уже через полчаса. Именно это избрание Хасбулатова вопреки желанию Ельцина стало началом затяжной и непримиримой борьбы двух главенствующих политических фигур в России. Свою лепту в разлад этих отношений внес Геннадий Бурбулис. Это он внушил Президенту мысль о неустойчивости Хасбулатова, это он назвал карту Хасбулатова битой. Я предупреждал Президента - такие утверждения объяснимы, но не верны. Они замешаны на личной неприязни и личной уязвленности. Все последующие шаги Бурбулиса после избрания Хасбулатова имели разрушительный характер: Хасбулатов противник № 1, Хасбулатов - жесток, коварен, лжив, ему верить нельзя. И Президент должен убедиться, что опасения Бурбулиса оправданы. Время между V и VI съездами оказалось наиболее нервным. Разлад между окружением Президента: Бурбулис, Шахрай и плюс к ним правительство - с одной стороны, Хасбулатов и плюс к нему отколовшиеся от Президента - с другой, достиг высшей точки. Все ожидали, что развязка конфликта произойдет на съезде. По сути, это и произошло.
Правительство, возглавляемое Бурбулисом, пошло ва-банк. Оно заявило о своей отставке в ответ на непримиримую позицию съезда к реформам. Парламент растерялся, у него не оказалось спонтанного кадрового варианта. Немедленный уход правительства предвещал глубочайший политический кризис. В сумме с экономическим это было бы равносильно краху для власти как таковой: парламентской, президентской, правительственной. Понимая это, под нажимом президиума, который состоялся тотчас после демарша правительства, Хасбулатов отступил. Появилась компромиссная декларация, адресующая правительство, скорее, не к решениям несговорчивого VI съезда, а к решениям V, утвердившего дополнительные полномочия Президента и положившего законодательное начало реформам. Правительство праздновало промежуточную победу; Бурбулис - свой выигрыш по очкам у Хасбулатова. Президент произнес на съезде очень точную, корректную и жесткую речь. Он был верен себе и появился на самом исходе съезда. Речь не возбудила съезд. Президент давал понять, что он против войны с парламентом, хотя съезд его в определенной степени расстроил своей агрессивностью. Он блестяще воспользовался опрометчивостью парламентариев, которые в упрямом невежестве продолжали предавать средства массовой информации анафеме. Президент понял, что своим заявлением в поддержку прессы он, практически без боя, завоевывает симпатии журналистов и публично ставит мат и парламенту, и съезду, а заодно и спикеру, уступившему собственной обиде и не сумевшему разглядеть последствий невосполнимых потерь от прогрессирующего конфликта с прессой. Реакция Президента на съездовское противостояние оказалась более непредсказуемой. Он не отмахнулся от критики в адрес правительства, а взял её на вооружение, он корректирует состав членов правительства, в котором появляются на ключевых постах сразу три практика: Шумейко, Черномырдин, Хижа. Причем не в качестве министров, как было обещано депутатам, а в качестве вице-премьеров. Президент предвидел возможное раздражение крикливых демократов и как бы предвосхитил неминуемые обвинения в свой адрес. Президент уступил нажиму правых - конец команде Гайдара, нет больше правительства единомышленников. Кстати говоря, его никогда и не было. Образ команды бессребреников создал сам Президент. Это было необходимо, потому как оправдывало риск - "беру управление правительством на себя. Поддерживаю не талантливых одиночек, а команду". В этом и есть замысел. И вдруг столь мощное вливание сил инородных. Крик демократов ещё не успел сорваться с уст, как в одном пакете вице-премьеров был заявлен в качестве такового и Анатолий Чубайс, фигура в правительстве, бесспорно, ключевая, возглавившая самое трудное направление реформ - приватизацию. Чубайс однозначно человек Гайдара, а если быть ещё более точным - и человек Бурбулиса. Однако Президент понимает, что демократы умеют считать до трех и не станут скрывать от общества, что три вице-премьера - больше, чем один вице-премьер, даже если это Чубайс. Своим следующим ходом, накануне визита в Америку, а впереди ещё встреча с "семеркой", буквально у трапа самолета, Президент подписывает Указ о назначении Гайдара исполняющим обязанности премьера. Нам ещё предстоит понять: данное решение - временный ход, успокаивающий Запад и возвращающий отечественным демократам надежду, что Президент с ними? Или это всамделишная политика Президента? По логике вещей, кризис предполагает, в качестве нормы, и замену правительства, и значительное пополнение его состава. Но наш кризис - особого рода. Это не просто экономический кризис, охвативший систему, но и одновременно острейший политический разлад, когда на вершине власти, в результате политического взрыва, оказались неподготовленные к масштабу власти демократические силы. Думаю, что коррекция курса реформ, несогласие с международным валютным фондом - отказ немедленно отпустить цены на энергоресурсы, и личный нажим на Гайдара, с требованиями обрисовать экономическую политику как выстроенную поэтапно программу действий, и свое личное недоумение по поводу жесткой налоговой политики, сторонником каковой был именно Гайдар и которая неминуемо делает невыгодным рост производства, - все это говорит о том, что события, разыгравшиеся на съезде, в целом были для Президента, как говорят картежники, в масть. Как и ещё одна немаловажная деталь - жесточайшая персональная критика в адрес Геннадия Бурбулиса. Напомним, что накануне, под нажимом Хасбулатова, парламент отказывает Бурбулису в праве быть одним из докладчиков на съезде.
Президент уже давно испытывал дискомфорт от чрезвычайной близости своего настырного соратника. Ему нужен был повод, инициатива, исходящая не от него, чтобы отодвинуть Бурбулиса, обозначить дистанцию. Кстати, принять ряд последующих решений, касающихся Геннадия Бурбулиса, помог сам Бурбулис. Подав, по договоренности с Президентом, в отставку с поста первого вице-премьера и оставляя за собой пост государственного секретаря, Бурбулис не смог совладать с собственным тщеславием и буквально накануне съезда вынудил Президента подписать Указ о новых обязанностях государственного секретаря. Исходя из этого Указа (его текст стал немедленно достоянием съезда), все вопросы внешней, внутренней кадровой политики, отношения с политическими партиями сосредоточиваются в руках государственного секретаря. Этот документ, без преувеличения, вызвал шок у депутатов. Документ цитировался депутатами, на него ссылались в газетах. Если учесть, что на съезде Бурбулис оказался фигурой, объединившей в нелюбви к себе депутатов самой различной ориентации, то несложно понять недоумение, ярость и возмущение, когда человеку, на отставке которого настаивает съезд, вручаются, в этот самый момент, наиважнейшие государственные полномочия. Ошибка тем не менее была совершена. Сам Президент, получая информацию и анализ ситуации из рук Бурбулиса, не мог предполагать столь негативного отношения к своему ближайшему соратнику. Все зло в окружении Президента обретало законченный образ, имя которому Бурбулис. Кстати, и это особенно насторожило Ельцина, бешеным натиском правых, коммунистов можно было бы пренебречь (их неприязнь к Бурбулису была общеизвестна), но то, что на отставке Бурбулиса настаивали умеренные, а вместе с ними и ближайшие соратники, такие как Собчак, Гавриил Попов, они также подустали от бесконечных интриг (а в умении интриговать государственному секретарю следует отдать должное). Все это заставило Президента изменить отношение к проблеме государственного секретаря, вглядеться в неё пристальнее и предметнее. Фронт "против" оказался слишком обширным: от Хасбулатова до Волкогонова.