На наших отношениях сказывался и тот факт, что, выступая на IV съезде (для Хасбулатова наполненном непостижимыми личными человеческими страданиями), я поддержал его кандидатуру. Возвращаясь в недалекое прошлое, и на I съезде, когда решался вопрос о первом заместителе, я был среди тех, кто предложил, чтобы заместителем Ельцина был представитель национального меньшинства. Кто-то назвал имя Хасбулатова, отметив его всестороннее образование, работоспособность, профессорское занудство, которое необходимо первому заместителю. Это хорошее сочетание - нацмен, облагороженный Москвой, сказал я тогда Ельцину. Хасбулатов жил в Москве более 30 лет, что не могло не сказаться на стиле его поведения в будущем. Были и другие кандидаты, но Ельцин выбрал Хасбулатова. Я помню только один вопрос, который Ельцин почему-то задал мне. Это был вопрос в его духе: "Вы его лично знаете?" Я ответил полуутвердительно и пояснил: "Он достаточно оппозиционен нынешней власти. Это я знаю". Кто-то обратил внимание Ельцина на профессиональную широту Хасбулатова: юрист, экономист, не чужд национальным проблемам... Ничего этого, разумеется, Хасбулатов не знает. Мы никогда с ним на эту тему не разговаривали. Да и зачем? Но сейчас, чуть отстраняясь от событий, я рискнул об этом вспомнить. Как и намек, сделанный мною в разговоре с Ельциным после тех памятных событий, когда от Ельцина отвернулось все его окружение: заместители Председателя, руководители палат и их заместители - все, кроме одного - Хасбулатова.
С какой легкостью, с каким оптимизмом я сказал тогда Ельцину: "А вы не верили (имея в виду Хасбулатова), а вы сомневались!" Сейчас, когда мы стали свидетелями немыслимого личного конфликта между Ельциным и Хасбулатовым, я с сожалением признаю, что в этом свихнувшемся мире любой правоты хватает лишь на час. Даже 9 мая 1993 года, после потрясшего всех столкновения на первомайской демонстрации, они не смогли пересилить себя и явиться на возложение венков к могиле Неизвестного солдата вместе. Народ стал свидетелем ещё одной нелепости. Сначала у могилы появился Президент с главой правительства, а затем, спустя какое-то время, спикер, председатель Конституционного суда и вице-президент, непонятно кого и что теперь представляющий.
Возвращаюсь к своим откровенным разговорам с главой парламента: мне запомнились два из них, между ними не больше месяца. В одном вместе со мной участвовал и Валентин Лагунов. Уход Филатова поставил Хасбулатова в крайне сложное положение. Как я уже писал, он сам лишил себя маневра. Однако неприязнь взяла верх над разумом. Мы обсуждали с ним эту проблему, рекомендуя рассматривать её как первостепенную. Хасбулатов отказался признать ошибочность своего шага, назвал Филатова "пятой колонной" и стал зло раскуривать трубку. Наладившийся было разговор ужесточился.
Чуть позже Хасбулатов остыл и назвал двоих, Захарова и Исправникова, полагая, что и тот и другой могли бы стать неплохими заместителями спикера. Лагунов, отстаивая свои симпатии, назвал Травкина. Сближение Травкина, настроение которого крайне неустойчиво, с Хасбулатовым наметилось отчетливо. В часовой телевизионной полемике с Андреем Карауловым (ведущим популярной передачи "Момент истины") Травкин на прямой вопрос: "Верите ли вы Хасбулатову?" - ответит: "Верю... - Помолчит и добавит: - Больше, чем кому-либо". Хасбулатов всех названных оценил как людей вполне реальных, но более конкретно прояснять свое предпочтение кому-либо не стал. В той же беседе, оценивая Юрия Воронина, резюмировал:
- Лиса. - И, привычно покрутив волосы на правом виске, с глухим отчаянием признал: - Не с кем откровенно поговорить.
И я вдруг увидел это осмысленное самозатворничество высшей власти, это гулкое одиночество "короля", не верящего никому из окружающих. Нечто подобное, а по сути, то же самое я чувствовал при встречах с Президентом. Наивысшим удовлетворением для Ельцина было его собственное сравнение с Горбачевым, а время преисполнено аналогий: повторит ли Россия путь СССР, потеряет ли Ельцин управление страной, как потерял Горбачев, взбунтуется ли исполнительная власть, как это случилось с Павловым, ещё что-то о переменчивости окружения, о параллелях: Горбачев - Лукьянов и Ельцин Хасбулатов?!. При раскладывании этого политического пасьянса Ельцин всякий раз выдергивал из колоды одну и ту же карту и клал её уверенно, с вызовом: "Меня, как его (имея в виду Горбачева), не предадут". Однако с каждым прожитым днем незыблемость этого утверждения не то чтобы теряла истинность, с неё стирался слой уверенности, он становился все тоньше и тоньше.
До вице-президентского демарша их отношения то выравнивались, то вновь обострялись, их пробовали мирить, но мир мужских отношений (если эта формула позволительна в разговоре о политиках) был недолгим. Спустя дни, о неделях и говорить не приходится, подозрительность брала верх.
Итог безрадостен: качнулся купол президентской власти, уже и сам Президент убирает вторую опору. Отрублено. Отсечено. Из суммы "Президент плюс вице-президент" убирается одно слагаемое. И вопрос на референдуме теперь касается доверия одному лишь Президенту.
Руцкой пошел ва-банк. Ельцин принял игру.
Глава XV
В ОТСУТСТВИЕ ЧЕЛОВЕКА № 2
ТРЕБУЮТСЯ КУКЛОВОДЫ
Спустя недолгое время после своего избрания президентом, возможно, даже не сам Ельцин, а в первую очередь его окружение оказалось перед дилеммой - кто в России человек № 2.
Следуя политической иерархии, привычному восприятию власти, после президента - это Председатель Верховного Совета или премьер. В этом случае автоматически действовал принцип - избранный весомее или, говоря по-научному, легитимнее назначенного. В таком случае кто такой вице-президент, который тоже избран? А государственный секретарь, пока он был, - который назначен?
Нестабильное бытие вынуждает делать уточнение. Второй - за кем? Взаимоотношения ветвей власти не упрощают этот вопрос, просто ответ на него всегда очевиден. Тот, кто по Конституции второй. Конфликт все ставит с ног на голову. Номинально второй, достигни он успеха в противоборстве, может, в силу его возросшего влияния, оказаться первым.