2
С тех пор, как существует наука, она имела перед собой идеал, конечную и высокую задачу: объединить пестрое многообразие физических явлений в единую систему, а если возможно, то в одну-единственную формулу. И эта формула теперь была. Уже к тому времени, когда на кордон Усть-Нюкша приехали строить дом Курулин и Алексей Бочуга, теория Всеобщности Красильщиковым была завершена. Уже была получена формула, такая маленькая и такая простенькая, что ее можно было написать на почтовой марке. И каждый раз, глядя на нее, Федор Алексеевич каменел, медленно потрясаясь ее совершенством. Сначала она была для него источником неиссякаемого наслаждения, а затем стала причиной мук. Корректная, без допущений, она слишком уж очевидно отвечала выдвинутым Эйнштейном критериям «внешнего оправдания» и «внутреннего совершенства», и вот эта ее убедительность и заставила Федора Алексеевича очнуться.
Ибо, если формула «готова», если она действительно «последняя», то это значит — в его руках такое страшное оружие, что и атомное по сравнению с ним, как помещенная в музей алебарда. В его руках был ключ от мироздания, и это делало человечество всесильным. Но этот же ключ в руках какого-нибудь фанатика, шантажиста или сумасшедшего способен был не только просто выключить жизнь человечества, но и направить к гибели все пространство, в системе которого, возможно, были и другие, помимо нас. Считавший себя современным реализатором идей Циолковского, Федор Алексеевич уперся в стену, не увиденную ни Циолковским, ни им самим. Он физиологически ощущал, как его раздавливает груз ответственности, которую он сам же на себя и взвалил. В эти дни депрессии и предсмертной тоски его спасла мысль о будущем, которое он проектировал для людей. Совершенно неожиданно он обнаружил, что ту идеальную будущую жизнь, которую должны были устроить люди, улетев с Земли и приложив неимоверное количество усилий для обживания далеких пространств, он, Федор Алексеевич Красильщиков, уже устроил для себя здесь, на Земле. Устроил просто, безо всяких титанических усилий. Осмысленная работа в свое удовольтвие, душевное спокойствие, семья, чистое небо и чистое озеро, твоя жизнь во взаимном доверии с мышами, маралами и медведями, что сваливают из любопытства камни с хребта, — что более заманчивое, чем это, мог предложить он людям?.. Федор Алексеевич как бы остановился перед собой в недоумении. В этом своем состоянии он и сказал Алексею Бочуге, что к разговору о том, как ему дальше жить, он будет готов через год. Он год себе дал на решенье.
Но в том беда, что к этому времени он был уже не один. Молва о его работе дошла до тех, кто томился по высокому делу, кто готов был бросить свою энергию на ее алтарь, — до талантливых, застоявшихся. И к тому дню, когда Алексей втолковывал ему, что он, Федя, гибнет как ученый, выбросив себя из атмосферы науки и заточив себя в лесу, к этому времени в распоряжении Красильщикова было полтора десятка острых, с божьей искрой ученых, а также находящиеся под их началом лаборатории и даже теперь один институт, который возглавил доктор наук Эрик Акопян, красавец армянин, с осанкой и темпераментом воина. Эта сколотившаяся сама собой боевая, яркая, быстро двинувшая вперед разработки группа (не о таких ли мечтал для своей Сибири Курулин?) сомнений не знала. И Федор Алексеевич не только Лешке и Курулину, но и прилетавшему вслед за ними Акопяну о том, что формула уже есть, ничего не сказал.
Теперь, когда формула уже была, он ясно увидел, что все его социальные мечтания — бред, ребячество. Мир построен более жестко, и формулу Красильщикова он использует в своих интересах, едва ли даже заинтересовавшись, для каких целей Федор Алексеевич ее добывал. Он понял, что ошибся в главном: эвакуация человечества с Земли невозможна. В любом случае и при любом повороте событий подавляющая часть его останется здесь — при своих домах и при своих огородах. И значит, с самого начала было ошибкой полагать, что он работает на спасение человечества, что люди миллиардами рук ухватятся за его теорию Всеобщности. И значит, устраиваться надо в первую очередь здесь, здесь наводить социальный, экономический и экологический порядок, как делают это в меру своих сил Курулин и Алексей Бочуга и миллионы неприметных, честных, трудолюбивых людей. Как делает это сам Федор Алексеевич, облагораживая и охраняя полный жизни, птиц и зверей кордон.