Я засунул этого типа в стенной шкаф и выглянул в окно. В небе сияла полная луна, освещая ряд высоких тополей. Трава в лунном свете казалась серебристой, сверкающей. Ночь близилась к концу. Ничто не подсказывало мне, где я могу находиться. Похоже, это был четвертый этаж. Из окна я заметил внизу, слева от меня, на втором этаже свет: тоже кто-то не спал.
Я вышел в коридор и осмотрелся. Слева коридор упирался в стену с зарешеченным окном. Там были еще четыре палаты, по две с каждой стороны коридора. Я дошел до окна и выглянул наружу. Ничего нового: такие же деревья, такая же трава, та же лунная ночь. Я повернулся и пошел в обратную сторону.
Двери, двери, двери, и ни лучика света изнутри. И тишина. Лишь шарканье моих собственных шагов: позаимствованные ботинки были великоваты.
Часы, тоже позаимствованные, показывали пять пятьдесят четыре. Железный прут я заткнул за пояс под белым халатом; при ходьбе прут втыкался мне в бедренную кость. Через каждые пять-шесть метров под потолком горела тусклая лампочка — ватт на сорок, не больше.
Так я добрался до лестницы, покрытой ковром, и стал тихо спускаться.
Третий этаж выглядел в точности, как мой четвертый, так что я пошел дальше вниз. На втором этаже свернул по коридору направо, пытаясь найти ту комнату, где горел свет.
И я ее нашел — по тонкой полоске света под дверью — почти в самом конце коридора. Стучать я не стал.
В комнате за огромным полированным столом сидел какой-то тип в роскошном купальном халате и что-то писал в настольном блокноте. Это явно была не больничная палата. Тип так и впился в меня глазами: на лице его появилось такое выражение, будто он вот-вот закричит, глаза его дико расширились… Но он не закричал — видимо, я выглядел достаточно решительно, — только быстро поднялся.
Я закрыл за собой дверь, подошел поближе и произнес:
— Доброе утро. Вам грозят большие неприятности.
Людям всегда хочется узнать, что за неприятности им грозят. Так что уже через секунду я услышал:
— Что вы имеете в виду?
— А вот что: я подам на вас в суд. Зато, что вы держите меня здесь против моей воли, а также за злоупотребление служебным положением и нарушение клятвы Гиппократа: вы насильно пичкали меня наркотиками. У меня, можно сказать, уже началась ломка, так что я вполне могу совершить, например, насилие.
— Убирайтесь вон, — сказал этот тип.
Я заметил на его столе пачку сигарет, вытянул одну.
— Сядь и заткнись. Нам есть что обсудить.
Он сел, но так и не заткнулся.
— Вы нарушаете правила…
— Суд определит, кто из нас что нарушает, — ответил я. — Пусть принесут мою одежду и личные вещи. Я выписываюсь.
— Но ваше состояние…
— Не твое дело. Или вещи, или судебный иск.
Он было потянулся к кнопке на столе, но я отшвырнул его руку.
— Ну нет, — сказал я. — Раньше надо было нажимать, когда я только вошел. Теперь поздно.
— С вами трудно договориться, мистер Кори…
Кори?
— Я к вам сюда не напрашивался. И имею полное право выписаться, когда мне угодно. А угодно мне именно сейчас. Так что давай.
— Но вы еще не поправились, чтобы выписываться, — ответил он. — Ваше состояние… Нельзя позволить… Я сейчас кого-нибудь позову, вас проводят в палату, уложат в постель…
— И не пытайся. А то мне придется продемонстрировать мое теперешнее состояние. И вот еще что… Кто меня сюда поместил и кто оплачивает мое пребывание здесь?
— Ну хорошо, — вздохнул врач, огорченно опустив тонкие усики, и сунул руку в ящик стола.
Но я был наготове.
Я выбил пистолет у него прежде, чем он успел спустить предохранитель. Так, автоматический, тридцать второго калибра. Аккуратненький такой "кольт".
Я спустил предохранитель и прицелился.
— Придется все же ответить на мои вопросы. По-видимому, ты считаешь меня опасным. И возможно, ты прав.
Врач бледно улыбнулся и закурил. Зря — он так старался сохранить достоинство, но руки-то у него дрожали.
— Хорошо, Кори. Если вы так настаиваете… Привезла вас сюда ваша сестра.
"Сестра?" — подумал я.
— Какая сестра?
— Эвелин.
Это имя мне ничего не говорило.
— Странно. Я уже несколько лет ее не видел, — сказал я. — Она и не знала, что меня занесло в эти края.
Он пожал плечами:
— И тем не менее…
— Где же она теперь живет? Я хочу к ней заехать, — сказал я.
— У меня где-то есть ее адрес.