— Я испытываю сейчас какие-то непонятные ощущения.
— Это потому, что пространство здесь свернуто вовнутрь, будто в какой-то странной разновидности оригами*. Зал гораздо больше, чем кажется. Ты можешь бродить по нему много раз и все время обнаруживать другой набор экспонатов. Здесь возможен даже какой-то внутренний ход событий. Не берусь сказать точно. Только Савалл знал наверняка.
— Я был прав. Что-то здесь неправильно.
— А мне, скорее, нравится.
Я присел на серебряный пень у раскидистого серебряного дерева.
— Я хочу увидеть, как это он сворачивается, — наконец промолвил Призрак.
— Иди вперед.
Когда он отплыл, я задумался о недавней беседе с моей матерью. Я припомнил все, что сказал или подразумевал Мэндор, все о конфликте между Путем и Логрусом, о моем отце как защитнике Пути и предполагаемом короле Амбера. Знала ли она это, знала ли как факт, а не предмет для размышлений? Наверное, могла знать, так как, очевидно, имела особые отношения с Логрусом, а тот уж точно знал о намерениях своего противника.
Она признала, что не любила его. Кажется, она добивалась его ради хоть какого-то генетического материала, запечатлевшего Путь. Действительно ли она пыталась породить бойца для Логруса?
Я фыркнул, подумав о результате. Мать считала меня хорошо обученным воином, мне же было далеко до отца. Я предпочитал колдовство, но последнее во Дворах ценилось в пятачок за пучок. Наконец, она отправила меня в колледж на теневую Землю, столь любимую жителями Амбера. Однако ученая степень в области компьютерной техники тоже не особенно подготовила меня к тому, чтобы поднять знамя Хаоса против сил Порядка. Наверное, я явился для нее горьким разочарованием.
Я снова вспомнил свое детство, некоторые странные приключения, отправной точкой для которых послужило это место. Мы приходили сюда с Гриллом. Глайт скользила у наших ног, обвивала руки или пряталась где-то в одеждах. Я издавал тот необычный тоскливый вой, которому научился во сне, и иногда к нам присоединялся Кергма, несясь складками тьмы из каких-то лохмотьев скрученного пространства. Я никогда, по сути, не знал, кто он такой, даже какого он рода, ибо Кергма был изменчив обликом: он летал, ползал, скакал или бегал в огромной череде самых занимательных форм.
Поддавшись внезапному порыву, я издал тот древний клич… Ничего, конечно, не случилось, и я тут же понял, почему закричал: то был плач по ушедшему детству, когда я хотя бы ощущал себя нужным. Теперь… теперь я был ничто — ни житель Амбера, ни житель Хаоса и, разумеется, сплошное разочарование для родственников с обеих сторон. Я оказался неудачным экспериментом. Я никогда не был нужен сам по себе, а только как нечто, способное произойти… Неожиданно глаза мои увлажнились, и я с трудом сдержал рыдания.
Но мне не суждено было узнать, в какую тоску я способен сам себя ввергнуть, потому что потом меня отвлекли.
Сверкнула вспышка красного света в точке на верху стены слева от меня и озарила маленький кругу ног человеческой фигуры.
— Мерлин! — воззвал голос оттуда.
Языки пламени прыгнули выше. В их отблеске я увидел то знакомое лицо, что слегка напоминало мое собственное, и обрадовался смыслу, что внесло оно в мою жизнь, даже если смыслом этим была смерть.
Я поднял левую руку над головой и вызвал вспышку синего света из спикарда.
— Давай сюда, Джарт! — позвал я, вскакивая на ноги.
Я принялся создавать шар света, что должен был отвлечь его внимание, пока я готовлю электрический стул. По зрелом размышлении это казалось мне самым верным способом выбить Джарта из строя. Я потерял счет его покушениям на мою жизнь и решил завладеть инициативой, когда он в следующий раз явится по мою душу. Вскипятить его нервы — вот оптимальный способ остудить Джарта, несмотря на то, что сделал с ним Фонтан.
— Давай сюда, Джарт!
— Мерлин! Я хочу поговорить.
— А я — нет. Мы так часто пытались выяснить отношения, что мне больше нечего сказать. Давай иди сюда и покончим с этим — оружием, руками, колдовством. Мне все равно.
Он поднял обе руки, показывая ладони, и крикнул:
— Перемирие! Было бы опрометчивым разбираться здесь, в пределах Савалла.
— Только не надо лживых увещеваний, братец! — закричал я. И туг же сообразил, что, возможно, в его словах что-то есть. Я вспомнил, как много значило для него одобрение старика, и осознал, что ему бы очень не хотелось делать что-то враждебное Даре здесь, в этом помещении. — Чего ты хочешь, в конце концов?
— Поговорить.