Я приосанился и скромно усмехнулся. Тоже, мол, не из дерьма лепили... Хотя кто их знает, из чего они нас сотворили...Нам-то потом не доложили... Тьфу!
- Напрасно ты иронизируешь.
Илиэль снова вздохнул и продолжал быстрым горячечным шепотом: - А замечал ли ты, Михаэль, что не менее сильно они любят и Иоша? Особенно жалеть горазды. Небось, на вызовы таскают ещё похлеще Люсика. Двужильные эти наши близнецы, что ли? Но! - Илиэль выпучил зрачки, не хуже Сарины, когда та входит в раж. - Только погляди, какая интересная вырисовывается закономерность: на какого мальчишку не глянешь, из каждого так и прет маленький Люсик. Замечал, сколько развелось разновидностей Люцифера? Куда ни плюнь, его черты. С другой стороны, взять того же Иошика: куда деваются его гены? И видишь, вроде похоже на Иошалэ, вдруг бац - снова всё тот же Люцифер. Как так получается? Или Иош горазд только работать языком? Вроде и непохоже.
Я изобразил подобие улыбки.
- Ничего смешного, - рассердился Илиэль. - Многие из баб это любят, хотя вряд ли кого таким способом зачнешь...
Я кивнул, опасаясь даже улыбнуться.
- Болтовню любят, я имею в виду, - уточнил Илиэль для дураков. - Но я ведь знаю точно, что трудиться заставляют всех, значит, и Иоша, и не только языком. Что из этого следует? Напрашивается малоприятный вывод: они нас ещё и скрещивают? Буквально, начиная с близнецов?
Я слабо сопротивлялся, хоть без того тошно. - Как нас можно скрестить? Полагаю, мы не яблони с черешнями, а они тоже не Мичурины с Лысенками.
- Вот я и удивляюсь.
Илиэль смахнул крылом пот со лба и крякнул: - Мало того, так и в девочках... Снова и снова, отовсюду сплошной Люсик, какое личико не возьми, отовсюду просматривается Люциферова кровь... А куда деваются все остальные хромосомы, вот что интересует лично меня. И второй вопрос: они это делают нарочно или пока не замечают?
Не понял, - протянул я своё коронное.
Илиэль отмахнулся: - Не валяй дурака, всё ты прекрасно понимаешь.
И что я понимаю? - тоскливо процедил я.
- А то, - отрубил Илиэль. - Матерям нравится в людях именно зло, поэтому они нарочно усиливают гены, ответственные за агрессию, подлость, ну я не знаю, ну нахальство, например. Как тебе такая версия?
- А никак, - быстро сказал я. - На неё можно отыскать множество контр-версий.
- Приведи хоть одну, - ухватился Илиэль.
- Хорошо.
И чувствовал, что увлекаюсь, а уже не остановишься.
- К примеру, - я лихорадочно думал. - Сарина ошиблась в расчете. Не нарочно, а случайно, может Сарина ошибиться?
- Вряд ли, - безнадежно протянул Илиэль и совсем скис.
- Ну не Сарина, так Ева, пропустила или не заметила чего-то важного. И привет. Выводили смелость, получилась агрессия. Что там у тебя ещё, подлость?
- Не у меня, у Люцифера... С чего же подлость?
- Мало ли, - уклончиво отвечал я. - Допустим, им нужны дипломаты... Или там, политики...
- А нахальство? - напомнил Илиэль. - От какой-такой положительной черты получилось нахальство?
- Очень просто, - не задумываясь, ляпнул я. - Целеустремлённость положительная черта? Прямота, бесшабашность, - все таких любят. Граничит зато с дерзостью, а там прямой выход к нахальству, хамству, наглости... Одно легко вытекает из другого.
Закругляться пора, пока цел. Я сделал озабоченное лицо и ринулся в пролёт, отмахнувшись от Илиэля, готового кощунствовать далее на сию рисковую тему.
Не только не желал я обдумывать причины систематического ухудшения генов, но и признавать правоту Илиэля в том, что оно вообще имеет место. Мне бы как-нибудь не допустить распространения рукописи... Да легче же позволить крылья оторвать, чем уничтожить или продолжать глупо скрывать свой труд...
Никчемушный я тип. Сочинитель, одно слово. За что, какая мать сотворила меня таким? Но на это я уже сетовал. Кому-нибудь, кроме Сейтана с Люцифером, нужны мои сочинения? В генотип-то не тиснешь крамольную рукопись... Чего ради не сплю ночами?
Размышления мои были тоскливыми. Я не видел решения своих проблем, пока не взглянул на всю катавасию под другим углом: с какой такой, собственно, стати мне считать себя и свою рукопись пупом мироздания? Очевидно, Великие Матери действительно знают, нечто такое, что не способны осмыслить мы? А с Хрониками - не стану жечь, вот ни за что! Будь что будет.
* * *
Сего ли признания я жаждал! От всяческих эмоций спасаясь да суеты сует, взял в охапку кипу листов с оригиналом рукописи и улетел от всех подальше. А, собственно, и деваться особо некуда. На Олимпе, как всегда, пир горой, тошнит уже от их сексуально-озабоченных штучек. Зевс помешался на нимфетках. Гера криком кричит, да кто её слушает, а ещё мать. Эрида разносит сплетни, нечего сказать, достойное занятие для женщины. На Парнасе вообще оргия не прекращается никогда. Аполлон никак не отыщет достойную себе пару. Афродита разрывается между сотней художников и тремя десятками скульпторов: кто кого переваяет. Ничего нового. Метнулся было на Тибет, но уж слишком там торжественно. Короче, прихватил амброзии с нектаром и оздоровительный коктейль из соков Гофи с Акаем, да и двинул на излюбленный Синай.
Хорошо там в горах! Воздух особенный, прозрачный, даже призрачный немного, потому белесый горизонт кажется иногда подернутым этакой нежнейшей фиолетовой дымкой. Так леко дышится, тепло, пасутся себе тихие овечки, наплевать с высоты на зловредный Египет со всеми фараоновскими прибамбасами, включая мрачные пирамиды с ужасными сфинксами. А тихо-то как! Редко-редко шумнёт крыльями ястреб или там горный орел... Да что мне их крылья, своих не занимать. И не надо, не надо, не надо про плагиат, Казбек, да героев какого-то там времени... Ясно же, что раз я ангел, то содрано у меня, а не наоборот...
Вот здесь я и устроился в тени пышного розового куста. Откуда тут розовый куст, тоже непонятно. Видно, оттуда же, откуда и тихие овечки. Однако, у природы не бывает причуд: всё закономерно. Развел для уюта костерок, развернул обрывок программы, поверх которой накалякал свои Хроники, и сам не заметил, как стал от всей души читать вслух небесам да ястребу с горным орлом. И ведь читалось... Какой вообще смысл уничтожать это теперь, когда Люцифер всё равно обзавелся копией. Не стану! Ни за что не предам свою рукопись огню.
Разложил перед костерком выпивку-закуски, смакую взглядом. И слышу вдруг подозрительный шорох из-за куста. Выясняется, там мнется рослый красавец в драной египетской одежде. Я присмотрелся - сплошная фирма, не говоря уже об изобилии драгоценностей. Что ж за тип? Главное, на врага не похож: сам перепуганный. Никак, и этого бабы заели. Ещё и всё платье в клочья разнесли в порыве вредности. Я, в меру собственных куцых возможностей, стал успокаивать беднягу, представился: - Михаэль.
Тот уставился на мои крылья и представляется: - М-м-м-м...
- Да ты присаживайся, угощайся.
Куда там! Стесняется, небось. А ведь явно мужик не из робкого десятка. Но видно с голодухи, потому что набросился на сласти, только напитки ему почему-то не понравились. Достал свою флягу, сам глотнул, а потом протянул мне. Я как нюхнул, так чуть не упал в обморок от духа, тот ещё нектар, а М-м-м-м хоть бы хны, снова глотнул, крякнул и тогда уж слегка оклемался и завел: "Барухата Адонай". Вот тебе и египтянин! Что же получается, наш человек? Нельзя, выходит, судить по одежке, пусть и фирма. Я с удовольствием подхватил во всё горло: - Элоэйну, мелех аолам...,- а потом мы затянули дуэтом: - Ашер кидишону...
Короче, посидели с М-м-м-м от души. В самом деле, наш человек оказался, а египетская маскировка для меня так и осталась мистической загадкой истории. Он больше молчал, когда не пел, зато я и напелся, и наговорился всласть. Тоже, между прочим, надо иногда. И тут-то мелькнула у меня мысль сунуть ему рукопись на время, пока там, наверху не разберутся Люцифер с Сейтаном. Не будут же, в конце концов, Кибела с Сариной обыскивать каждого, кто погулял по Синаю.