Магнус старался слушать добрых, вдохновляющих и необыкновенно красивых людей. Поэтому он продолжил заниматься чаранго, хотя дома ему играть запретили. В общественных местах ему тоже были не рады – один ребенок заплакал, газетчик отчитал его за нарушение общественного порядка, а группа слушателей даже устроила небольшой протест.
Последнее, что ему оставалось, – уйти в горы и играть там, что он и сделал. Он был уверен, что бросившееся в бегство стадо лам – простое совпадение. Ламы не могли его осудить. И кроме того, теперь чаранго явно звучало лучше. Либо он уже немного с ним освоился, либо стал жертвой слуховых галлюцинаций. Магнус предпочитал верить в первое.
– Мне кажется, я действительно нашел свою дорогу. В горах. В метафорическом, музыкальном смысле. Настоящих дорог там могло бы быть и побольше, – признался он однажды Имасу.
– Превосходно, – с горящими глазами произнес Имасу. – Мне не терпится тебя послушать.
Беседовали они в доме Имасу – нигде больше в Пуно Магнусу играть не дозволялось. Мать и сестра Имасу, к сожалению, страдали от мигреней, поэтому многие занятия с Магнусом ограничивались теорией музыки. Но сегодня Магнус и Имасу остались дома одни.
– Когда вернутся твои матушка и сестра? – беспечно спросил Магнус.
– Через несколько недель. Они отправились навестить тетушку. Э-э-э… не думай, что они сбежали… то есть покинули дом из-за какого-то неудобства.
– Такие прекрасные дамы. Жаль, что они так болеют, – заметил Магнус.
Имасу моргнул.
– Я о головных болях, – напомнил ему Магнус.
– Ах, ну да, – сказал Имасу. Он замолчал, а потом хлопнул в ладоши: – Ты собирался мне что-то сыграть.
Магнус просиял.
– Готовься. Сейчас ты будешь изумлен, – торжественно произнес он.
Он поднял инструмент, чувствуя, что теперь они с чаранго научились понимать друг друга. Ему стоило только захотеть, и музыка заструилась бы из самого воздуха, от речных вод и даже от занавесок, но с чаранго все было по-другому. Человечно и удивительно трогательно. Скрежет и колебания струн сливались, рождая мелодию, подумал Магнус. Он держал музыку в своих руках.
Магнус посмотрел на Имасу и увидел, что тот опустил голову на руки.
– Эй, – взволнованно воскликнул Магнус, – тебе плохо?
– Я просто поражен, – слабым голосом сказал Имасу.
Магнус почувствовал легкую гордость:
– А! Ну, хорошо.
– Поражен тем, как плохо это звучало.
Магнус моргнул:
– Прости?
– Я больше не могу врать! – выпалил Имасу. – Уважаемые лица города просили меня, чтобы я уговорил тебя прекратить. Моя собственная матушка, святой человек, умоляла меня со слезами на глазах…
– Ну не настолько же я плох…
– Настолько! – Плотину недовольства музыкой словно бы прорвало. Имасу повернулся к Магнусу, и его глаза уже не сияли, а лишь только сверкнули. – Хуже, чем ты можешь себе представить. При звуках твоего чаранго цветы моей матушки теряют всякую волю к жизни и вянут на глазах. Семена киноа теряют вкус. Ламы нервничают из-за твоей музыки. Дети уверены, что у озера живет отвратительное чудовище, наполовину лошадь, наполовину жалкий цыпленок-переросток, которое криками молит о том, чтобы ему наконец была дарована смерть. Горожане поговаривают, что ты совершаешь магические ритуалы…
– Что ж, они угадали… – заметил Магнус.
– … с помощью слоновьего черепа, огромного гриба и одной из своих странных шляп.
– … или нет, – продолжил Магнус. – Шляпы у меня, кстати, восхитительные.
– С этим я спорить не стану. – Имасу провел рукой по густым темным волосам, которые вились вокруг его пальцев и льнули к ним, как чернильно-черные лианы. – Послушай, я понимаю, что ошибся. Я увидел красивого юношу, подумал, что было бы неплохо поговорить о музыке и найти общие интересы, но я не заслужил этого. Тебя побьют камнями на площади, а я, если мне придется еще хоть раз слушать, как ты играешь, утоплюсь в озере.
– Не надо, – сказал Магнус с ухмылкой, – я слыхал, там живет ужасное чудовище.
Имасу по-прежнему кипятился из-за игры Магнуса, но сам колдун быстро потерял к этой теме интерес.
– Когда настанет конец света, раздастся звук, как две капли воды похожий на тот, что издаешь ты!
– Любопытно! – сказал Магнус и выкинул чаранго из окна.
– Магнус!
– Думаю, дальше нам с музыкой не по пути. Настоящий артист знает, когда нужно уйти на покой.
– Не могу поверить, что ты это сделал.
Магнус беспечно махнул рукой:
– Знаю, это разбивает твое сердце, но иногда нужно оставаться глухим к мольбам музы.
– Я о чем – инструмент дорогой, а я слышал, как что-то треснуло.