Некоторые, из самых дерзких, были такие, которые находили, что гораздо лучше похищать богатых наследниц добровольно или силой, и повенчаться у попа, не спрашивая согласия родителей. Наконец все эти кутилы, ухаживая за доверчивыми женщинами, увлекали их в трактиры или в бани – обыкновенные места проституции – в то время, когда легковерные мужья считали что их набожные половины были у обедни, в исповедальне или на проповеди. Правда что и в церквах даже во время, службы назначались свидания: попы нанимали исповедниц богатым любезникам и передавали некоторые талисманы суеверным вздыхателям, а потом искупали свой грех несколькими молитвами, несколькими поклонами.
Такова была милиция, в которой кардинальский Тритон набирал своих приспешников. Выйдя от Ришелье, он собрал их человек пятьдесят в одной таверне в улице Прувэр, сообщил им поручение и просил помочь ему.
– Клянусь святым Кристофом, сказал один из разбойников, это как нельзя более кстати для вас, мессир Ложейма, так как вы гоняетесь за управлением областями; но мы, ваши обыкновенные гончие, шатаясь по городу, получаем только шпорные удары, и было бы неблагопристойно, если бы мы не получили перевязку из пистолей чтобы наложить на свои раны.
– Собрать говорить правду, прибавил гасконский дворянин со свирепым взором, наматывая кончик уса на палец: – и клянусь эфесом своей шпаги, господин кардинал слишком хороший хирург, чтоб не наложить перевязки заранее.
– Да, да, воскликнули собеседники: – пистоли, много пистолей, мы не знаем ничего другого.
– Мой старый фонарь совсем разбит, сказал один молодой нормандец.
– В ландскнехте больше делать нечего, – заметил кавалер Бальбедор: – вельможи плутуют ловчее нашего брата.
– Я похитил уже трех девиц и был так несчастлив, что меня не принудили жениться ни на одной из них сказал небольшого роста раздушенный блондин. – Парламентские выказывают чрезмерное снисхождение по части волокитства. Я полагаю, прости Господи, что они разделяют мнения своих жен.
– Пистолей! пистолей! повторили хором пятьдесят разбойников.
– Вы их получите, господа, но клянусь святым Денисом, моим патроном, дайте мне время повидаться с господином кардиналом. Вы знаете, его эминенция платит скоро и щедро. В ожидании не забудьте занять условленные притоны. Если вы заставите меня не сдержать данное слово, я потеряю доверие министра, а с ним, черт возьми, закроется безвозвратно и мешок с пистолями.
– Мы займем свои места, мессир Лафейма, сказал нормандец: – но только после выпивки. Я, которому назначено наблюдать мост Вздохов, не намерен, Логребле глотать туман Сены, не заложив хорошего фундамента бургонским.
– Отлично сказано! воскликнули разбойники: – а золотые портреты до завтра.
Вскоре из закоптелой комнаты, где заседали эти молодцы, раздались веселые песни и звон стаканов.
Они ушли наконец но настоянию Лафейма, но не без нескольких ссор между собой. Шесть или пять утонченных, которых позвали тихим голосом, получили приказание стать за Сен-Жерменским аббатством, другие, нахлобучив шляпы и закрыв лицо плащами, отправились на разные притоны стеречь любезника с берегов Темзы.
Кардиналу служили хорошо, но у госпожи Шеврёз были агенты даже между слугами его эминенции, и если ревность короля имела уши в стенах Лувра, то преданность герцогини имела их в стенах кардинальского кабинета. Она была уведомлена о приказе, данном Лафейма еще до начала его исполнения. Тогда-то открылась борьба ловкости между министром и фавориткой. В то время, как государственный человек усиливался предупредить секретные свидания королевы с Бэкингемом, сострадательная дама употребляла все усилия, чтобы соединить любовников под покровом тайны. Искусные противники превосходили друг друга в этом случае. Правда, каждая сторона представляла достаточные поводы к беспощадной борьбе: с одной стороны любовь, кастильянки, гордые замыслы англичанина и интрига светской женщины; с другой, оскорбленное самолюбие, ядовитая ревность человека хитрого, двоедушного коварного и который мог решиться на все. Победа должна быть блистательная, и кардинал надеелся одержать ее. Анна Австрийская и английский министр не виделись ни минуты наедине: пространство, отделявшее Лувр от отеля Шеврёз, было тщательно наблюдаемо, а также и все подъезды дворца. У двери в апартаменты королевы стояли агенты кардинала в числи стражей и допускали к ее величеству лишь особ, которых нельзя было заподозрить в дружбе с фаворитом Карла I. Валь-де-Грас, который королева велела выстроить в 1621 г. для своих благочестивых уединений, был окружен другим отрядом Лафейма, как только эта государыня являлась туда: в то время никто не смел приблизиться, не подвергаясь осмотру, доведенному до самой нахальной дерзости, с целью увериться, что никакое переодеванье не благоприятствовало пробраться скрытно Бэкингему. Светские женщины или монахини, белицы или пансионерки должны были покоряться этому требованию, Если их сопровождал мужчина и хотел воспротивиться осмотру, его немедленно обезоруживали два или три противника и удаляли от места действия: и счастлив он, если удавалось ему отделаться, не получив тумаков, слишком жестоких для боков дворянина.