– Честь, Мари, увы! То, что произошло, не может не бросить тени…
– Ваше величество строго принимаете…
– Но совесть, герцогиня, совесть!
– В чем же ей упрекать вас?.. Вам нужно не более как несколько часов спокойствия.
– Невозможно, герцогиня; сегодняшний вечер слишком взволновал мое воображение.
– Но положение в исповедальнице…
– Не говори мне более об этом, Мари… Я хочу покаяться, позабыть герцога, искать в религии помощи против самой, себя и на лоне ее находить утешение в несправедливом презрении Людовика ХIII.
– Бог свидетель, как я уважаю религию… но не будем еще заблаговременно касаться ее сокровищ: оставим ее до возраста, когда мы сделаемся более того достойны…
Когда раздался первый удар колокола, призывавший к заутрени, госпожа Шеврёз оставила комнату королевы, и снова вступила в длинный коридор. На этот раз она встретила около двадцати монахинь, выходивших из келий. По нерешительным шагам молодых можно было судить о сожалении, с которым они оставили теплую постель, прервав приятные грезы. Старые ускоряя тяжелые шаги, напротив обнаруживали отвращение к охладевшему ложу, равнодушие к бесплодному существованию, где не произрастало больше счастье, и которые, оставляя за собою только скуку, стремились к лучшему миру. Фаворитка среди этого двойного ряда благочестивых отшельниц, весьма походила на красивого демона, вторгшегося между дев господних для произведения соблазна.
Не успела герцогиня дойти до садовой двери, как из церкви раздался пронзительный крик многих голосов, куда монахини входили последовательно. Она ни минуты не задумалась над объяснением: очевидно монахини усмотрели труп разбойника. Госпожа Шеврёз поспешила достигнуть комнаты садовника, чтобы предупредить монахинь, которые могли броситься туда от страха. Наперсница Анны Австрийской, во всяком случае, имела время сообщить старику тему ночного воровства, и заявить, что вор должен был быть убит им, садовником. Человек этот, привыкший благоприятствовать монастырским интригам, столь обильным в XVII столетии, тем с большим удовольствием согласился принять на себя геройский поступок, что предчувствовал увеличение награды. Украшая сам первоначальную тему, он сказал:
– У меня на оленьих рогах, украшающих камин, висит возле старой аркебузы шпага, с которой мой покойный отец, царство ему небесное, воевал, как служил в гвардии доброго нашего короля Генриха… Я прицеплю эту шпагу, надену на голову свою серую шляпу с петушьим пером, и так как этим услужу вам, герцогиня, то храбро явлюсь пред настоятельницей как спаситель общины.
– Именно, дядя Ришар, вы превосходно входите в свою роль… Я знаю очень хорошо, что не ошиблась, считая вас способным орудовать щекотливым делом. Но говорите скорее, успел ли выйти герцог и его приятель?
– Через садовую калитку, не рискуя ни одним волоском, благодаря бога.
– Поспешите же и мне отворить эту калитку.
– Судя по ходу вещей, я полагаю, что госпожа настоятельница меня спросить; если вам будет угодно, мой сын Рене, проводит вас за большой мостик и там до выхода из монастырских владений.
– До моего отеля, дядя, Ришар. Но как мне особенно важно, чтобы меня не узнали, то вы одолжите мне какой-нибудь ваш костюм, а мое платье спрячьте у себя в сундуке.
– Я готов всею душой служить вам, госпожа герцогиня… я вам дам серую куртку совсем новенькую и праздничные штаны в клетках.
– Идите однако же, но своей обязанности, ваша дочь Бригитта потрудится найти мне что нужно. Прикажите только, чтобы Рене был готов проводить меня.
Оставив дядю Ришара хвастаться мнимыми ночными подвигами, госпожа Шеврёз при помощи хорошенькой дочери садовника облеклась в мужскую одежду.
– Право, Бригитта, вы имели бы обеспеченное состояние, если бы служили камердинером самому прихотливому кавалеру: я не видала женщины, которая с такою ловкостью одевала бы мужчину.
– Поверьте, госпожа герцогиня…
– Понимаю, это следствие природного ума и ловкости.
– Вы очень добры, госпожа герцогиня. Но панталоны не привязываются таким образом.
– Привяжите сами, мне нечего церемониться с вами.
– Вы в самом деле, госпожа герцогиня, довольны моим старанием?
– До такой степени, Бригитта, что если вам и вашему отцу желательно, я возьму вас в себе в горничные.
– О, какая честь!
– Конечно, это небольшое одолжение, но, по крайней мере, у меня вы найдете какое-нибудь удобство и удовольствия. Мы поговорим, об этом.
– Когда вам будет угодно. Никто, во время длинного перехода от Валь-де-Граса к отелю Шеврёз, не думал искать благородного потомка Роганов под платьем садовника, а еще менее можно было подозревать, чтобы грубые перчатки мнимого крестьянина скрывали хорошенькие ручки, на которых напечатлелось столько горячих поцелуев или это плечо, несшее заступ, привлекало своею алебастрового белизною тысячи взоров, сверкавших любовью.