Отец Жозеф за милю еще увидел театр празднества по отражению блистательной иллюминации на беззвездном небе; и вскоре вечерний ветерок донес к нему звуки стройной музыки.
Оставив экипаж у ворот замка, монах прокрался вдоль стен в комнаты министра, избегая света, подобно сове, которая ищет убежища в темных расселинах старой башни. Ришельё не было в кабинете, но дежурный лакей получил приказание отворить его во всякую минуту для отца Жозефа. Последний увидел в окно его эминенцию, который прогуливался в саду, где тысячи огней, унизывавших деревья, придавали золотистый оттенок листьям, и яркий блеск цветам. Кардинал казался в отличном расположении духа, – непреложный знак, что он наслаждался чьим-нибудь горем. Действительно у герцога Бэкингема, богатый костюм которого сверкал от огней, среди группы дворян, – лицо было озабочено, не смотря, что он старался улыбаться. Министр этот не был столь равнодушен как хотел показать, к вестям, полученным из Лондона: он не мог смотреть пренебрежительно на враждебные демонстрации реформистов – партии всегда страшной в Англии. При том же это обстоятельство, принуждая его покинуть внезапно Францию, разрушало его сердечные надежды, сделавшиеся тем более пылкими, что до тех пор встречали препятствия к своему осуществлению.
Со своей стороны королева, которую отец Трамблай видел рука об руку с Людовиком XIII в апельсинной аллее, плохо скрывала свою чрезмерную горесть; черты ее обнаруживали печаль, еще увеличивавшуюся от скучного общества супруга. Зевая поминутно, король ни мало не заботился скрывать своей скуки.
Остальные гости разбрелись по саду. По временам под сводом яворов и каштанов сверкали иногда наряды красавиц и исчезали в густой массе зелени. Такова была распущенность этого века, что кардиналы давали балы, где все почти женские прелести были на виду, и где исполнялись все их желания. Напрасно желчный монарх служил своему двору примером строгости нравов, молодые вельможи, казалось мало были расположены исправляться от заблуждений, порицаемых его величеством. Сам Ришельё не велел закрыть от гостей великолепной беседки, построенной в глубине сада, этом маленький храме, где прелестная Марион-де-Лорм часто бывала жрицей в упоительные часы не одного весеннего утра. Любопытные дамы заглядывали в это восхитительное убежище, и мебель ими там виденная доказывала им убедительным образом, что если кардинал и уединялся куда-нибудь с благочестивыми целями, то конечно не в этот уголок.
Хотя первый министр был немедленно извещен о прибытии отца Жозефа, монаху однако же пришлось долго дожидаться в кабинете. Его эминенция будучи доволен результатом, полученным из Лондона от своего агента, не имел необходимости спешить, – так много стоило этой завистливой душе выражение признательности. Ришельё появился наконец, и владея собою как никто, принял необыкновенно любезно капуцина.
– А тут вышел счастливый случай, сказал он после горячих поздравлений: – во время вашего отсутствия сделалось вакантным аббатство Фекан. Король с большим удовольствием жалует вам его; завтра мой секретарь не замедлит вручить вам бумагу.
– Нижайше благодарю вашу эминенцию от имени моего бедного монастыря, который теперь позаботится перестроить часть здания, угрожающую падением.
– Я желаю, чтоб доходы шли в личную вашу пользу. Я должен вам сказать, что ваш бедный монастырь довольно богат и может перестроиться собственными средствами; и если мои сведения не обманывают меня, то ваша нищая братия получает не менее тридцати тысяч экю дохода в год.
– Они смотрят вокруг себя, монсеньер, и заботятся о людях, которые беднее их. Моя нищая братия источник благотворительности. Потом, что же я, недостойный капуцин, буду делать с земными благами? Я питаюсь настолько, насколько нужно для поддержки существования; тело мое ослабеет, от тонкого белья, и пепел, посыпающий мое ложе, в состоянии удовлетворять служителя божьего, который спит мало для того, чтобы много молиться.
– Отец Трамблай, сказал Ришельё сердито, схватив за рясу Жозефа: – эта ряса не так толста, чтобы глаз, подобно моему, не мог видеть тщательного сердца, которое под нею скрывается. Оставьте комедию, которая не имеет даже заслуги забавлять того, кто ее слышит, и если желаете, чтобы мы остались друзьями, не пренебрегайте наградой, которую я считаю приличной за ваши заслуги. Иначе я могу увлечься мыслью, которую мне приятно было бы устранить.
Францисканец вышел, не отвечая на эту высокомерную речь, но тайная ненависть, питаемая им к кардиналу, сделалась еще ядовитее. Хотя и искусный в политике, этот монах обнаруживал всегда беспечность: он не чувствовал, что, желать обмануть такого проницательного человека как Ришельё относительно гордости, которая часто изменяет себе и в глазах менее зорких, было безумно дерзким предприятием; и непонятно каким образом Жозеф мог забыть величайшее искусство его эминенции, заключавшееся во всезнании. Действительно кардинал-герцог знал, что под грязной рясой Трамблая была другая шелковая; что вернувшись в свою келью, он наслаждался вкусными яствами и тонкими винами, которые один скромный брат разделявший эту таинственную трапезу, приносил из города в своей нищенской котомке. Наконец министру не было безызвестно, что под жалким ложем Петра Пустынника, стоял сундук, заключавший в себе более ста тысяч экю золотом.