Герцогиня, выглянув на минуту за окно, увидела при первых лучах рассвета, как побежал через сад мужчина со шпагой в руке в то время, как противник его, лежавший у подножия стены, казался бездыханным… Он был в женском платье. Обернувшись, госпожа Шеврёз увидела бедную Жюльену на коленах перед королевой, которая, накинув пеньюар, вышла в гардероб.
– Несчастная! воскликнула Анна, испуганная мыслью о гибельных последствиях, какие мог повлечь за собой проступок Жюльены. – Каким образом вы осмелились нарушить уважение к своей королеве до такой степени, чтобы предаваться своей страсти в нескольких шагах от моей комнаты? Будет справедливостью бросить вас на всю жизнь в подземелья монастыря.
– Простите! простите! умоляла девушка, лежа на земле и целуя со слезами ноги королевы. – Я впала в огромное несчастье; но преступление мое меньше, чем кажется. Клянусь Богом, который меня слышит, коварство Маргариты одно всему виной. Решившись принять своего возлюбленного в своей комнате, она завязала эту интригу с кавалером, который вошел к нам, переодевшись в платье этой негодницы, дерзость, за которую небо тотчас же ее наказало.
– Кто этот кавалер? спросила королева более мягким тоном.
– Увы, ваше величество, он плавает в своей крови под этим коном. Вина его уже в руках у Господа милосердого.
– Отвечайте, как его зовут?
– Кавалер Везай. Я видела его посинелое лицое. Он мертв; но если по какому чуду возвратится к жизни, помилуйте его, ваше величество: верьте, он ничего не замышлял против своей доброй государыни.
– Встаньте, сказала Анна Австрийская, как бы не слыша последнего уверения Жюльены: – встаньте и оправьтесь поскорее от этого отвратительного беспорядка… Я решилась отослать вас в Валь-де Грас; если вы проживете там полгода в раскаянии, я скрою печальную истину от вашего семейства; и если это раскаяние будет отвечать моим ожиданиям, я позабуду все, исключая обещания, которое дала – пристроить вас прилично.
– Увы, ваше величество, кавалер, если останется жив…
– Поведение его послужит залогом моей снисходительности…
С этими словами королева вышла в свою комнату в сопровождении герцогини. Приблизившись к окну, они увидели, как четыре караульных, призванных вероятно часовым, уносили кавалера, который казался недвижимым. Надетое на нем белое платье, подобное фрейлинскому, было все окровавлено.
– Этот человек мертв, сказал после краткого осмотра доктор, встретивший солдат: – ему нужен только гроб.
– Вот, прошептала королева с протяжным вздохом: – гибельные последствия преступной страсти,
– Скажите, ваше величество, отвечала с живостью герцогиня: – Что это – наказание, подобающее агентам человека, который употребляет все средства к вашей погибели. Везай, как мне известно, друг Лафейма. Вошел в кабинет, руководимый скорее зловещей мыслью, нежели страстной любовью. Герцог, вероятно, испугался этого кардинальского клеврета, и без сомнения поручил ловкому дворянину, может быть сэру Уильяму, ожидать кавалера со шпагой в руке и утопить в его крови важную тайну, которую тот мог разоблачить. Бэкингем доказал этим свою чрезмерную нежность и заботливость о вашем добром имени.
– Надобно с этим согласиться… Ах, Мари, что мне снилось!
Ночное приключение мало заняло придворных; вообще почти не знали, в какой части замка оно совершилось, и не слишком об этом беспокоились, так как в то время были обыкновенны ночные любовные похождения и их кровавые последствия. Герцогиня рано утром виделась с Бэкингемом, который подтвердил ее подозрения относительно забияки сэра Уильямса.
Бэкингем, влюбленный до безумия, поклялся герцогине Шеврёз, что он решился на все, чтобы победить препятствия, мешавшие его любви, и что при первом благоприятном случае ничто не может остановить его, даже щекотливость королевы.
– Вы не будете доведены до этой крайности, любезный герцог, смеясь, отвечала госпожа Шеврёз.
– Слишком зло, герцогиня, смеяться над такой серьезной вещью.
– Поэтому-то я говорю об этом очень серьезно, хотя в этом деле, что бы вы там ни говорили, есть не одна смешная сторона. Но я, которая по своей слабости согласилась действовать с вами заодно, я хотела дать вам понять, что королеве будет приятнее видеть вас счастливым, нежели преступным.
– Довольно, герцогиня, я клянусь св. Георгием…
– Вы не одни, перебила фаворитка: – взываете к вашему патрону: вчера ночью это имя было произнесено с величайшей нежностью хорошенькими губками, и хотя она спала в это время, но я уверена, что она не отопрется от этих слов и наяву.
– Благодарю, благодарю, добрая герцогиня, сказал Бэкингем с жаром, осыпая поцелуями руки: хорошенькой вестницы. – Как я вас люблю, и как жалею, что не могу любить вас одних.