В начале XVII века в Уиндзоре почти круглый год жили Великобританские короли, которых постоянно тревожили религиозные споры или угрожающие замыслы реформистов. Они благоразумно укрывались за стенами этого замка, способными остановить первое, нападение. В особенности слабый, нерешительный Карл I, жертва, обреченная неизбежной судьбе, укрывал, сколько мог, свою голову от бури в этой укрепленной резиденции: и его робкое правление, увеличивая смелость врагов, способствовало только к более верному падению этого несчастного государя. Душа его, мало способная к великодушным порывам, но склонная к нежным увлечениям, упивалась некоторое время прелестями и ангельскою кротостью Генриетты, нежной добродетельной супруги, все добрые качества которой безупречно сохранились, благодаря судьбе, которая в шестнадцать лет увлекла ее от двора, исполненного интриг и разврата. Празднества, последовавшие за бракосочетанием Карла, продолжались несколько месяцев. Государь этот, заключив вместе с собой молодую королеву в мрачное жилище, хотел по крайней мере развлечь ее разнообразными увеселениями; в Уиндзоре ежедневно происходили балы, театры, маскарады. Дорога, ведущая из Лондона в замок, день и ночь была покрыта каретами, в то время, как по Темзе плыли щегольские яхты и гондолы на манер венецианских, привозившие ко двору молодость, спешившую увеличить массу веселых гостей.
К началу масленицы на празднество, более великолепное, нежели все предыдущие, в Уиндзор собралось все, что Англия представляла знаменитого; никогда может быть это дворянство, довольно благоразумное, чтобы презирать источники пышности, открываемые торговлей, не казалось таким блестящим. Целые ряды драгоценных камней на платьях, на кафтанах, на мантиях, на головных уборах сверкали в трех обширных залах, обитых темной материей для придания большего блеска нарядам. Непомерная эта роскошь придавала невыразимую прелесть тонким нежным чертам англичанок и в тоже время оживляла вообще правильные, но немного холодные лица английских вельмож. Не смотря на подобную обстановку, бал казался еще мало оживленным в восемь часов вечера; король и королева находились среди танцующих, и можно было предполагать, что еще ожидали какую-нибудь важную личность. По временам молодые леди обращали задумчивые взоры на дверь, словно каждая из них стерегла приход друга сердца, без которого для нежной женщины не существует ни очарования, ни развлечения. Наконец в восемь с половиной часов появился великолепный кавалер, небрежно держа за руку прелестную женщину. На нем был черный бархатный кафтан, вышитый золотом; на правом плече, как бы для поддержки перевязи, пришит большой бант из голубых лент с двенадцатью алмазными наконечниками. Украшенный подарком Анны Австрийской, Бэкингем, вошел в зал и с этой минуты бал оживился присутствием того, кто был душой всех удовольствий. Таково была, однако же, влияние этого человека на весь двор, который не умел веселиться в его отсутствии; несчастный пример обаяния, какое красивая наружность и великолепие производят на человеческую суетность.
Дама, которую ввел первый министр была леди Кларик. Известно, что искусным образом она снова, хотя и слабо, завязала прежние отношения, соединявшие ее с фаворитом Карла I перед поездкой его во Францию. Она несколько раз танцевала со своим возлюбленным, и часто ходила по залам, опираясь на руку этого победителя, гордясь своею ролью побежденной. Но не единственно занимало леди это торжество ее слабости; она думала, как бы упрочить свои права, сделав невозможным всякое дальнейшее сношение того, кого она хотела приковать к себе, с коронованной соперницей. Госпожа Кларик, запасшись острыми ножницами, с нетерпением выжидала случая отрезать два или три наконечника, которые в руках кардинала должны были могущественным образом послужить ее любви. С ловкостью она успевала вводить герцога в тесные группы, надеясь при помощи движения толпы совершить задуманное похищение. Средство это ей удалось, она успела отрезать два наконечника, которые и поспешила скрыть на груди, сильно волновавшейся от этой решительной победы.
Когда после бала Бэкингем удалился в комнату, которую занимал во дворце, слуги, раздевавшие его, заметили, что не хватало двух наконечников, и показали герцогу, что они были отрезаны. Министр, припоминая все события вечера, чтобы сообразить какое-нибудь обстоятельство относительно этого воровства, легко представил себе настойчивость леди Кларик и ее усилия водить его преимущественно в самую густую толпу. Возымев это подозрение, он почти начал догадываться об истине; ему стало очевидно, что Французская королева легко могла быть скомпрометирована, и что нельзя было терять ни минуты в виду этой страшной случайности.