– Кто же принуждает вас к этому постыдному союзу? воскликнула фаворитка.
– Осторожность, Боже мой, одна только осторожность. При этой дерзости кардинала, разве я уверен, что голова моя не висит на волоске? Мне пришла превосходная мысль свергнуть иго этого вероломного попа: двадцать добрых эскадронов мне доставили бы его, и я поместил бы его красную шапку на такой высокой виселице, на какой не болтался еще ни один негодяй. Но мои ветреные заговорщики испортили все дело, и я снова покорнейший слуга этого мерзавца.
– Не думайте этого, ваше высочество: не все сбудется так как вы ожидаете. Проект его соединит вас поскорее с племянницей под предлогом положить конец, как он называет вашим интригам; рассчитан не дурно. Но во всяком случае можно вам найти спасение, и у вас есть превосходный случай объявить войну кардиналу. Он считает свое дело выигранным, потому что у него под рукой госпожа Комбалле, в то время как ваши различные претендентки, Маргарита Медичи, Мария Мантуанская и девица Монпансье, находясь вдали от вас, не могут, по его мнению, помешать его хитростям. Но послушайте, ваше высочество, и будем говорить тише. Последняя, которая, как мне кажется, имеет больше права на ваше сердце, находится не далее как в двадцати милях отсюда в имении своей матери. Скажите мне одно только ободрительное слово, я напишу к своей родственнице госпоже Гиз, и завтра утром эти дамы будут в Нанте.
– Вы ничего не могли выдумать лучше, герцогиня: девица Монпансье недурна собой, знатного рода и, сколько мне известно, скромница, что мне очень приятно, так как я сам не имею претензии на скромность.
– Женитесь, братец, – сказала серьезно Анна Австрийская. – Я ничего больше не желаю, как видеть вас счастливым.
– Чтобы избегнуть недостойного союза Монсье с кардинализированной племянницей, – вмешалась госпожа Шеврёз: – я считаю благоразумным не терять времени; ибо чрезмерно боясь мнимой измены брата, король женит принца на первой трактирной служанке, покровительствуемой кардиналом. Мы знаем, как Ришельё умеет пользоваться обстоятельствами… Предупредим же его в быстроте.
– Пишите скорее к госпоже Гиз, – сказал Гастон с живостью. – Я усиленно буду просить согласия матушки; а у короля, пока он мае всего не выскажет, я буду сторожить кабинет таким образом, чтобы старая лисица не имела ни минуты разговора, который не был бы мне известен… Я послушаю, что он будет говорить обо мне…
– Он будет говорить именно, – отвечала герцогиня: – пользуясь вашим присутствием и чтобы видеть эффект перехваченного письма. Произнесите внезапно имя девицы Монпансье во время разговора, когда кардинал произнесет слово женитьба, но только будьте тверды, без боязни, без уверток, и победа останется за вами.
– Не премину последовать вашим советам, герцогиня. Идите же отправлять нарочного.
– Бегу.
Придя к себе, госпожа Шеврёз узнала, что кардинал секретно допрашивал Шалэ; весть эта сильно обеспокоила ее. Она льстила себя надеждой, что граф мог положиться на судную комиссию, которую собирали и состав которой, ручался немного за безопасность. Канцлер Марилльяк, строгий, но честный законник, был назначен президентом; советники и следователи были из британского парламента, и с которыми уже ловкая, фаворитка кокетничала. Все уверяли ее, что жизнь подсудимого не могла находиться в опасности, будучи убеждены, что дело шло о побеге принца. Но, во всяком случае, герцогиню сильно беспокоило свидание Шалэ с кардиналом, хитрое влияние которого на человека слабого и переменчивого могло повести к грустным последствиям. Но по крайней мере надеясь, что граф не был так неосторожен, чтобы скомпрометировать себя с первого же раза, она решилась написать к нему, чтобы воспрепятствовать его дальнейшей нескромности. Трудно было доставить записку арестанту, которого содержали строго и в секрете. Долго ломала госпожа Шеврёз свою находчивую голову в приискании средства, наконец, вспомнив, что графу посылались изысканные обеды, она призвала лакея, который прислуживал ему, подкупила его без труда и вложила в искусно вырезанную большую ананасную землянику следующего содержания записочку: «Берегитесь делать какое бы то ни было признание кардиналу. Одно рискованное слово ухудшит вашу участь. Надейтесь. У вас есть друзья и нежная подруга, – они бодрствуют».
К несчастью слуга, щедро сплоченный герцогиней, надеялся получить еще более щедрую плату от кардинала, и две эти награды превозмогли укор совести. Подозрение Ришельё простиралось до таких мелочей, что он даже свидетельствовал пищу, предназначенную для Шалэ; но вероятно крошечная бумажка, вложенная в землянику прошла бы незамеченной, если бы жадный слуга не поторопился надоумить его. Его эминенция ловко вынул записочку, прочел и вложив снова под румяную оболочку, сказал с улыбкой: