Однако значительное количество войск стягивалось к Ла-Рошели. Ришельё, которого Бэкингем предупредил в приготовлениях к войне, быстро превзошел его в результатах: большие силы заняли страну. Они прежде, нежели английский флот появились у западных берегов Франции. Во всяком случае, эти воинственные приготовления не были еще настолько окончены, чтобы туда мог отправиться немедленно Людовик ХIII, который хотел лично командовать армией. Кардинал предложил королю – вверить временно этот пост Гастону.
– Вы думаете, кузен? спросил король: – значит я могу рассчитывать на брата?
– Нет, государь, но именно потому, что вы не доверяете вашему брату, вы и должны поручить ему свою армию.
– Господин кардинал! вы обязаны знать, что я не охотник до шуток!
– Боже мой, ваше величество, кто же осмелился бы шутить в таком важном деле? Вот моя мысль Монсье, в то время, когда супруга его произведет на свет ребенка, который может быть будет наследником престола, небезопасно оставлять в Париже, когда война вас будет удерживать на окраине королевства. Его необходимо удалить из столицы, но удалить искусно, не показывая ни малейшего вида, что его опасаются. Поэтому весьма политично было бы избрать его высочество номинальным главнокомандующим под внимательным надзором маршалов Бассомпьера и Шомберга. Таким образом, находясь хотя и в голове армии, но под строгим наблюдением, продолжал кардинал со своей злой улыбкой, – его высочество будет, ручаюсь вам, под более надежной стражей, нежели в Венсенском замке.
– Да, клянусь св: Людовиком, я понимаю теперь ваш план, кузен; необходимо отправить немедленно Гастона.
– А пред отъездом, сказал, подумав кардинал: и в особенности с приближением родов Мадам, надобно обязать его высочество, чтобы он принес вам присягу в качестве герцога Орлеанского. В настоящее время присяга не слишком то связывает людей крепких умом и решимостью; но я знаю Монсье, – с ним удобно это средство.
– Употребим же его с завтрашнего дня, и пусть Марилльяк составит акт.
– Мессир де Марилльяк, отвечал сухо кардинал: – будет присутствовать при этой присяге, к чему обязывает его должность; что же касается акта, то это следует возложить на более преданного человека, который сумел бы рассчитать его выражения… Я сам займусь этим.
На другой день после обедни, Людовик ХIII, отправившись к матери, принял у нее в кабинете в присутствии этой государыни брата, который прибыл в Люксембург по извещению кардинала. Мы приводим буквально текст протокола, составленного по этому случаю.
«Восьмого дня мая, король, будучи в Париже, в своем замке Лувре, в кабинете королевы-матери, в присутствии кардинала Ришельё, хранителя печати Марилльяка, маршала Франции Шомберга и секретарей Валль-о-Клерк и Боклэра; его величество сидя в кресле, в мантии и шляпе и имея под ногами бархатную подушку, принял Монсье. Его высочество, без шпаги и шпор, отдав шляпу маршалу Шомбергу, счел обязанностью стать на колени на упомянутой подушке, в чем воспрепятствовал король его высочеству, хотя принц и настаивал на этом. Тогда король снял шляпу, принц сложил руки, которые его величество взял в свои, а хранитель печати сказал: «Ваше высочество приносите королю, нашему государю, присягу по поводу герцогств – пэрств Орлеанского, Шартрского и графства Блоа, полученных в удел от его величества. Вы обещаете и клянетесь его величеству в верности, повиновении и службе, какими верный и добрый вассал обязан своему государю, против всех, без малейшего исключения, а также и в том, что в упомянутых герцогствах и графствах никому из своих подданных не дозволите ничего противного службе его величества и будете сохранять его права во всем и везде. Во всем этом вы клянетесь». Его высочество отвечал: «Да, и от чистого сердца». Тогда король обнял и поцеловал его.
В тот же самый вечер супруга Гастона почувствовала позывы к родам: при этом известии Людовик ХIII удалился в свой оружейный кабинет – обыкновенное его убежище, когда он выпадал в мрачное настроение, духа. Король около двух часов предавался своим черным мыслям, когда кардинал отворив дверь, бросил в кабинет слово, заставившее короля подскочить на кресле:
– Государь! родилась принцесса, воскликнул Ришельё с одушевлением.
– Слава Богу! отвечал радостно король, подбегая к министру и обнимая его.
– Да, государь, ибо с этого дня Гастон перестает быть опасным – отец Луизы Орлеанской вступает в ряды подданных.
– Необходимо суметь поддерживать его там железной рукой. Когда вы вошли, я думал о гибельных последствиях подобного события. Мысль моя, стараясь проникнуть мрак будущего, начертала мня все роковые последствия бесплодия моего ложа… Я видел, продолжал король с неподвижным суровым взглядом: – я видел многочисленный ряд принцев Орлеанского дома… Они царствовали, кузен, царствовали.