Королева родила в Фонтенбло принца «Людовика». Король не помнит себя от радости. Вот новый источник удовольствий! Но лучше всего то, что это быстрое появление наследника престола обещает нам ручательство против несовершеннолетия, которое приводит к царству темперамента регентш и честолюбию их фаворитов.
По случаю рождения дофина приготовляются к наградам орденами. Вся наша знать хлопочет о получении наград. Бюсси льстил себя надеждой получить в этом году орденскую цепь, но он рассчитывал на покровительство Тюрена, а главный маршал сказал ему сегодня утром, что не может исходатайствовать, ибо обещал похлопотать за маршалов Альбре и Клэрамбо.
– Но заслуги мои, возразил Бюсси: – стоят заслуг этих господ, и если они не жалуются, что они слишком жирны, то я приношу жалобу, что я слишком тощ.
Король поставил маршала Фабера во главе списка будущих кавалеров; и как можно было опасаться, что этот храбрый генерал встретит затруднение в представлении доказательств, то король заранее уведомил его о награде и дал заметить, что не будет строг при разборе его документов.
– Вашему величеству известно, что я не дворянин, отвечал Фабер, на это личное королевское заявление.
– Нужды нет, возразил король: – вы представьте документы, а вашего заверения, что они подлинные – будет достаточно.
– Не думаю, чтобы ваше величество считали меня способным на подобный подлог. Если, достигнув звания французского маршала, я не достаточно еще благороден, чтобы получить голубую ленту, то пусть, государь, ее у меня не будет, ибо отец мой был в Меце книгопродавцем, а я сам продавал календари.
– Другие охотно делают то, чего я от вас требую, господин маршал.
– Я не хочу в этом случае подражать никому и, по-моему, поступил бы бесчестно, присваивая себе ненадлежащее.
– Это мне очень неприятно,
– А мне нисколько: я довольствуюсь честью, которой ваше величество удостоили меня, пожаловав мне первое место в армии, которое я, может быть, и заслужил… Право, государь, достаточно и маршальского жезла, чтобы утешить меня за мое простое происхождение и календари.
Дело на том и остановилось. Фабер не получил голубой ленты, и при дворе порицают это благородное поведение. Что хорошо повсюду, то часто считается дурным в этой стране, где не все смотрят с личной точки зрения.
Глава VII
Портрет Кольбера. – Девица Ла Валльер в отеле Бирона. – Домашняя сцена в Лувре. – Королева желает выдать замуж фаворитку. – Кольбер и Фуке. – Теллье; двойное коварство – Курвилль. – Полиссон и тысячи булавок. – Сент-Эвремон. – Ла-Фонтэн: лишнее нравоучение басни. – Прогулка по крышам; любовь через трубу. – Кровельная решетка. – Армия в 1662. – Штаны господина Навайля. – Вдова Скаррона. – Дождь ее просьб. – Ее история до 1662. – «Школа Жен» Мольера. – Сливочный торт и пуговицы. – Театральные интриги. – Супружеское счастье. – Удовлетворение, данное королем Испанским Людовику XIV. Новые подробности о посланнике этой державы в Лондоне. – Любовь Мадам и графа Гиша. – Любовные маскарады. – Фонтенеблская пустыня. – Заговор против девицы Ла-Валльер. – Покушение на эту фаворитку. Мистические фантазии герцога Мазарини: – Отец Анно. – Кормилица Людовика XIV. – Ее странные преимущества. – Дурное приветствие короля своей матеря. – Злословие короля относительно двора.
Вот Кольбер решительно во главе государственных дел; к счастью для него рвение и высокие способности будут в состоянии поддерживать его кредит, ибо он не имеет сторонников и мало приобрел друзей. Прием контролера холоден, лицо мрачно, взгляд суров, речь коротка и суха; одним словом ни у кого еще не было характера, более противоположного придворному тону. В воспитании Кольера пренебреженно было всем, что относится к украшениям ума: он не знаком с литературой, не обладает ученостью, не чувствителен к лучшим произведениям наших художников; но тем не менее, он может искусно судить о счастливом влиянии литературы, наук, искусств на славу и процветание общества. Если этот знаменитый человек мило учился, он много наблюдал, и в силу своего чрезвычайно верного суждения он может оценить все по достоинству. При подобном образе мыслей новый министр не дает Франции учреждений, которые оправдываются единственно посторонними влияниями на государственных люДей, не будучи в состоянии чувствовать никакого соблазна, Кольбер ничего не сделает из удовольствия, а все из необходимости. Единственное известное его пристрастие – это любовь его к труду: министерство его это – ад для чиновников, которых он иногда заставляет приходить в шесть с половиной часов утра, на службу. Сам он работает шестнадцать часов в сутки.