Только одно существо на свете заставляет Сари трепетать. Это ее мать Кы Гота, воплощенное недовольство всем и вся. Горестные жалобы и упреки этой бабищи несут в себе такой мощный заряд, что поневоле задумаешься, уж не аватар ли она некоего капризного древнего божества, пока еще неизвестного людям.
Никто не жалует Кы Готу, за исключением Одноглазого. Но даже он за глаза величает ее Троллихой.
Сари вздрогнула, когда мать медленно заковыляла через комнату, где тотчас воцарилась тишина. С тех пор как для нас наступили нелегкие времена, одни и те же помещения приходилось использовать для разных целей. Совсем недавно эта комната была битком набита людьми, которые просто отдыхали. Некоторые – из Отряда, а в основном те, кто работает у Бань До Транга. Все мы не сводили глаз со старухи, от всей души желая ей поторопиться. И не менее страстно желая, чтобы ей не пришло в голову воспользоваться тишиной для общения.
Старый и больной До Транг, прикованный к креслу на колесах, подкатился к Кы Готе – вероятно, хотел выразить ей сочувствие и тем самым воспрепятствовать ее продвижению.
Такого не бывало, чтобы присутствию Кы Готы кто-нибудь радовался.
В этот раз самопожертвование До Транга оказалось ненапрасным. Правда, Гота испытывала сильнейший дискомфорт, лишившись возможности адресовать гневную обличительную речь всем, кто моложе ее.
Молчание продолжалось до тех пор, пока не вернулся старый купец. Ему принадлежал этот дом, который нам было позволено использовать как штаб-квартиру. Ничем нам не обязанный, До Транг тем не менее делил с нами опасности – поскольку был неравнодушен к Сари. При решении любой проблемы мы прислушивались к его мнению и учитывали его желания.
Вскоре До Транг с утомленным видом прикатил обратно. Казалось чудом, что этот доходяга, весь покрытый печеночными пятнами, способен самостоятельно ездить в кресле.
До Транг был дряхл, но в его глазах горел неукротимый огонь. Он редко вмешивался в разговор, разве что кто-нибудь молол уж совсем несусветную чушь. Замечательный старик.
– Все готово, – сказала Сари. – Каждый этап, каждая деталь проверены и перепроверены. Гоблин и Одноглазый трезвы как стекло. Пришло время Отряду заявить о себе. – Она прошлась взглядом по лицам, предлагая высказываться.
Я не считала, что время пришло. Но я уже выразила свое мнение, когда составляли план. И проиграла голосование. Пришлось напрячь волю, чтобы совладать с досадой.
Поскольку новых возражений не последовало, Сари продолжала:
– Ну что же. Приступаем к первому этапу.
Она махнула рукой сыну. Тобо кивнул и выскользнул из комнаты.
Он был тощим, взъерошенным, пронырливым юнцом. И принадлежал к племени нюень бао, а они, как всем известно, по натуре ловкачи и жулики. Следовательно, за его руками приходилось постоянно наблюдать. Но кто бы ни наблюдал, он не вникал в то, что делает парень, когда его лапки не тянутся к свисающему с пояса кошельку или к ценному товару на прилавке. Люди не высматривают того, чего не ждут.
Мальчик держал руки за спиной, и таким он не вызывал опасений. Никто не замечал маленьких бесцветных шариков, которые он прикреплял, прислоняясь ко всем стенам подряд.
Дети гуннитов смотрели на него во все глаза. Очень уж необычно выглядел этот иноземец в черной одежде, похожей на пижаму. Но никакой враждебности они не проявляли. Гунниты народ миролюбивый, своих чад приучают к вежливости. Иное дело – дети шадаритов, этих воспитывают суровее. В основе их религии философия воина.
Юные шадариты решили хорошенько проучить вора. Конечно, он вор! Всем известно, что нюень бао – воры.
Взрослый шадарит постарше отозвал детей. Пусть воришкой занимаются те, кому положено. Религии шадаритов не чужда бюрократическая упорядоченность.
Даже столь малое нарушение порядка привлекло внимание тех, кому этот порядок было доверено блюсти. Трое долговязых бородачей в серых балахонах и белых тюрбанах двинулись сквозь толпу. Они бдительно озирались, явно считая вполне нормальным то, что постоянно находятся на островке свободного пространства. Улицы Таглиоса забиты народом и днем и ночью, однако люди каким-то образом ухитряются держаться в сторонке от серых. У всех блюстителей суровый взгляд, – должно быть, на эту службу берут только тех, кому чужды терпение и сострадание.