— Надеюсь, мы не совершили ошибки, Дункан, — мысленно передал он кузену. — Если Арлиан и Кардиель не поверили нам, то, несмотря на наши добрые намерения, нам уготован смертный приговор. Каково твое мнение о Кардиеле? Как он отнесся к твоему рассказу?
Ответ последовал после долгой паузы:
— Не знаю. Действительно не знаю.
Глава 10
— Ну, так что же ты думаешь о Моргане и Дункане? — спросил Арлиан.
Два мятежных епископа стояли в личной молельне Кардиеля. Двери были заперты изнутри, а снаружи стояли бдительные стражи из личной охраны епископа Джассы.
Арлиан облокотился на алтарную ограду. Пальцы его нервно перебирали массивную серебряную цепь, на которой висел нагрудный крест.
Кардиель, будучи не с силах справиться с волнением, широкими шагами ходил взад-вперед, энергично жестикулируя.
— Слушай, Денис. Хотя и следовало бы быть более осторожным, но я все же склоняюсь к тому, чтобы поверить им. Их рассказ очень правдоподобен, в отличие от тех, что мы слышали раньше. А кроме того, он во многом согласуется с рассказом Горони, хотя события трактуются с другой точки зрения. Честно говоря, не вижу, как они могли поступить иначе и остаться при этом в живых. Я, наверное, на их месте сделал бы то же самое.
— Даже применил бы магию?
— Если бы мог, да.
Арлиан в рассеянности прикусил одно звено цепи:
— Мне кажется, ты смотришь не с той позиции, Томас. Дело не в том, что они сделали, а в том, что они применили магию.
— Но они применили ее для спасения своих жизней!
— Но мы всегда учили народ, что магия — это зло, грех.
— А может быть, мы неправы. Так бывало не раз. Ведь если бы Морган и Дункан не были Дерини и явились бы к нам за прощением, то они были бы прощены.
— Они Дерини, они отлучены от церкви, и грехи им не отпущены, — сказал Арлиан. — Ты должен признать, что основное их прегрешение в том, что они Дерини. А разве это правильно? Разве справедливо судить человека за то, что он родился Дерини? Ведь они же не сами выбирали себе родителей!
Кардиель яростно потряс головой:
— Конечно, несправедливо. Это так же смехотворно, как говорить, что человек с голубыми глазами лучше, чем с серыми. Ведь цвет глаз изменить невозможно, — он порывисто махнул рукой. — Человека можно судить только по его делам, а не по цвету глаз, расе и тому подобному.
— У моей матери были серые глаза, — засмеялся Арлиан.
— Ты знаешь, о чем я говорю.
— Знаю, но глаза, серые или голубые, это одно дело, а добро и зло — совсем другое. Я вовсе не убежден, что человек, рожденный Дерини, воплощает в себе зло. Но как эту простую истину вдолбить простому человеку, которого уже три столетия учат ненавидеть Дерини? Другими словами, как доказать, что Дункан и Морган не творят зло, хотя глава церкви утверждает обратное? А ты сам полностью убежден в этом?
— Не знаю, — пробормотал Кардиель, избегая взгляда Арлиана. — Но, может быть, нам иногда следует довериться слепой вере и отрешиться от метафизики, религиозных догм и от всего того, что диктуют нам нормы и правила?
— О, если бы все было так просто, — тихо вздохнул Арлиан.
— Именно сейчас нужно так поступить, но если я ошибаюсь относительно Дерини, если они действительно воплощение зла, как считалось в течение трех столетий, то мы все пропадем. Ведь тогда Морган и Дункан предадут нас, и наш король-Дерини тоже. И Венсит из Торента пронесется по Гвинеду, как карающий меч.
Арлиан долго стоял молча, торжественно. Его пальцы перебирали цепь нагрудного креста. Затем он подошел к Кардиелю, положил ему руку на плечо и медленно повел в правое крыло молельни, где на полу четко вырисовывалось мозаичное украшение.
— Идем. Здесь есть нечто, что ты должен увидеть.
Кардиель озадаченно посмотрел на коллегу, когда они остановились у алтаря.
Их освещал белый свет лампы. Лицо Арлиана было непроницаемым.
— Я не понимаю, — пробормотал Кардиель.
— Ты не знаешь, что я хочу показать тебе, — почти грубо сказал Арлиан. — Посмотри на потолок — туда, где скрещиваются балки.
— Но там ничего… — начал Кардиель, вглядываясь в полумрак.
Арлиан закрыл глаза, и в его голове начали формироваться слова.
Он почувствовал под ногами знакомую вибрацию Перехода. Крепко прижав Кардиеля к себе, он проник в его мозг и привел заклинание в действие.