Келсон кивнул.
— Я понимаю. Что от меня нужно?
Дункан подумал немного, посмотрел на Нигеля, а затем снова на Келсона.
— Пошлите меня к Алярику, сэр. Его все равно нужно предупредить об угрозе интердикта, а я буду в безопасности при его дворе. И может быть мне удастся склонить епископа Толливера задержать введение интердикта.
— Я дам вам дюжину моих лучших людей, — согласился Келсон. — Еще что-нибудь?
Дункан покачал головой, пытаясь сформулировать свой план действий.
— Хью, ты сказал, что Горони поедет по морю. Это путешествие займет три дня, а может меньше, если ветер будет сильным, и они пойдут на всех парусах. Нигель, какая дорога в это время года между Ремутом и столицей Корвина?
— Ужасная. Но ты можешь опередить Горони, если будешь чаще менять лошадей в пути. К тому же, ты едешь на юг, так что погода будет лучше.
Дункан пригладил свои короткие коричневые волосы и кивнул.
— Хорошо. Я попытаюсь. Но по крайней мере я буду за пределами достижимости Корригана, как только пересеку границу Корвина. Епископ Толливер когда-то был со мной в дружеских отношениях. Я сомневаюсь, что он арестует меня по одному слову Горони. А кроме того, Горони может и не знать об обвинениях против меня, даже если и прибудет туда раньше.
— Ну, хорошо, пусть так и будет, — сказал Келсон, вставая. Затем он обратился к Хью: — Отец, я благодарен тебе за преданность и не останусь в долгу. Но может тебе небезопасно возвращаться во дворец архиепископа после того, как ты раскрыл нам их карты? Я могу предложить тебе свою защиту. Или, если хочешь, поезжай с отцом Дунканом.
Хью засмеялся:
— Благодарю за заботу, сэр, но я уверен, что смогу служить вам лучше, если вернусь к своим обязанностям. Меня еще не уличили в предательстве и, может быть, я буду еще в чем-то полезен.
— Отлично, — Келсон кивнул. — Удачи тебе, отец.
— Благодарю, сэр. — Хью поклонился. — А вы, Дункан, — он пожал Дункану руку и постарался заглянуть тому в глаза, — будьте осторожны, мой друг. Я не знаю, в чем вы провинились, да и не хочу знать, но буду молиться за вас.
Дункан похлопал его по плечу, кивнул, и затем Хью покинул покои короля. Как только за ним закрылась дверь, Дункан взял со стола пергамент и стал его складывать. Шелест пергамента был единственным звуком в комнате. Теперь, когда у Дункана созрел план, он уже мог управлять своими чувствами, он снова стал спокойным и невозмутимым. Дункан, пряча письмо в карман своей сутаны, взглянул на Келсона: мальчик стоял у кресла, глядя невидящими глазами на дверь.
— Я хочу взять это письмо с собой, если у тебя нет возражений, мой принц, — ведя пальцем по погнутому краю кубка, сказал Дункан. — Алярик наверняка захочет взглянуть на него.
— Да, конечно, — придя в себя, ответил Келсон. — Дядя, ты позаботишься об эскорте. И скажи Ричарду, что он тоже поедет. Отцу Дункану может понадобиться надежный человек.
— Хорошо, Келсон.
Кошачьим движением Нигель поднялся из-за стола и направился к дверям, мимоходом похлопав Дункана по плечу, а Келсон подошел к камину и пристально посмотрел в огонь.
Дункан, заложив руки за спину, рассматривал пол перед собой. Были некоторые вещи, которые они могли обсуждать столько втроем: он, Алярик и Келсон. И Дункан почувствовал, что мальчик встревожен.
Дункан кашлянул и увидел, что плечи Келсона вздрогнули.
— Келсон, — сказал он, — мне пора.
— Я знаю.
— Ты не хочешь передать что-нибудь Моргану… какое-нибудь послание?
— Нет. — Голос мальчика был напряженным, звенящим. — Только скажи ему… скажи ему…
Он повернул к Дункану бледное лицо. Дункан в тревоге подошел к Келсону, обнял за плечи, повернул к себе, взглянул в его расширившиеся испуганные глаза. Мальчик стоял весь сжавшийся, напряженный, пальцы были стиснуты в кулаки, но не от негодования и ярости — от страха. Серые глаза Келсона, наполненные непрошеными слезами, не были глазами отважного юного короля, в смертельной схватке, чтобы сохранить свой трон, победившего и уничтожившего зло. Это были глаза ребенка, которого судьба слишком рано заставила повзрослеть и жить в этом суровом и безжалостном мире. Дункан посмотрел на мальчика с состраданием: несмотря на то, что Келсон был король — он все еще четырнадцатилетний мальчик.
— Келсон?
— Пожалуйста, будь осторожен, отец, — дрожащим голосом прошептал Келсон.
Дункан притянул мальчика к себе, прижал к груди, почувствовал, как все тело Келсона содрогается и понял, что юный король отдался очищающему и успокаивающему действию слез. Дункан погладил Келсона по голове, ощутил, что его рыдания стали тише. Священник еще крепче прижал к себе мальчика и произнес мягким голосом: