А девушке мудрость не нужна».
Фаворитка королевы обошла стол.
Затем еще три раза обошла.
«Я в древних записях на папирусах, пергаментах и глиняных табличках ищу мудрости о тайной слежке, — Сироко признался. — В Норде я лучший из осведомителей и соглядатаев.
Но древние шумеры поразили меня своими методами…»
«Поразили, но умерли», — фаворитка заметила ядовито.
«Умерли, а что?»
«Ты бы лучше на нашу королеву посмотрел, соглядатай».
«Посмотрел, а что?»
«Королеве нужно читать записки о шумерах?
Вы на папирусах с ума сошли».
«Если королева читает, значит ей нужно.
А что?»
«Сироко, ты меня не переинтригуешь, — фаворитка в волнении наклонилась и поправила застежку на туфельке.
Поднялась, увидела выпученные глаза тайного соглядатая и усмехнулась: — Я заметила, что живая девушка тебе интереснее, чем умершие записи исчезнувших шумеров.
Но со мной не крути.
И заканчивай со своей мудростью и пергаментами.
Войны хочешь?»
«А что?»
«Не тайный соглядатай, а драная шкура ты, — фаворитка вознегодовала. — Против меня интригу крутишь?»
«А что?
Что тебе нужно? — Сироко говорил бесстрастно. — Достойная Елисафета бледная и задумчивая над папирусами.
А ты хочешь, чтобы она была бледная и задумчивая на войне?
Или над…»
«Замолчи!
Я тебя сейчас задушу», — фаворитка зашипела.
Но увидела, с каким восхищением на нее смотрит тайный соглядатай и постепенно успокоилась.
«Пойдем, я посмотрю на королеву, — Сироко, наконец, оставил папирусы, пергаменты и глиняные таблички. — А то все подглядываю тайно.
Желаю в упор на нашу обожаемую Елисафету взглянуть».
«Ты особо не заглядывайся, — фаворитка погрозила тонким длинным пальчиком. — Я знаю, как ты любишь подглядывать за женщинами.
Даже, если не по делу».
«Какой ужас, за тайным соглядатаем подглядывает еще более тайный соглядатай, — Сироко засмеялся.
Смех у него серый, как и он сам. — Обо всех соглядатаях я знаю.
Я же – лучший.
И ты знаешь, что я лучший.
А то, что я за женщинами подглядываю тайно, даже, если не по делу…
За женщинами подглядывать – всегда по делу.
Вокруг женщин все тайны и интриги крутятся.
Поэтому можно только и делать, что за женщинами подглядывать».
Соглядатай и фаворитка королевы зашли к комнату.
Достойная Елисафета склонилась над папирусом.
«Я же говорила, — фаворитка воткнула кулачки в бока. — Елисафета, сожги папирус».
«Я сожгу, а ты пепел по ветру развеешь? — Достойная Елисафета подняла воспаленные глаза от папируса: — Ах, я о пепле по ветру сказала случайно.
Так в папирусе написано».
«Сожги немедленно, а то я тебя от папируса оттащу.
А Сироко с удовольствием будет смотреть за нашей возней.
Тебе это надо?»
«А что?
Мне интересно и мне надо посмотреть, как вы будете бороться». — Сироко засмеялся.
«Попробуй, оттащи меня, — Достойная Елисафета просительно смотрела на фаворитку. — Будешь оттаскивать, а я стану визжать».
«Ах, тебе папирус дороже, чем я?
Кто с тобой разговаривает?
Кто тебе волосы причесывает ласково?
Папирус с тобой живет?
Или я?»
«Ты мне дороже, — Достойная Елисафета прищурила глаза. — Но папирус в меня новые силы вливает.
Мудростью меня наполняет и расслабляет».
«Мудрость?
Папирус тебя расслабляет, а не я?» — фаворитка заплакала.
Королева тоже заплакала.
Тайный осведомитель сделал вид, что очень заинтересовался трещинкой на вазе.
Фаворитка вытерла слезы свои и королевы.
Отвела тайного соглядатая за дверь:
«Хороша наша королева в задумчивости?