Обманывал.
Придумал прошлую свою жизнь.
Или, на самом деле, так раньше жил…раб…
— Разве мужчины могут ухаживать за детьми?
— Мужчины – не ухаживают за детьми.
Как только мужчина начинает нянчиться с детьми, то он превращается в женщину.
У каждого своя обязанность в жизни.
Но я не был мужчиной.
Я же – певец в храме.
Я играл с детьми в копья.
Бегал за персиками в сад.
Менял шкуры на ложах господ.
Кто, что прикажет, то я и исполнял.
Одно прекрасное утро я запомнил навсегда, — раб облизнулся. — Я читал детям надписи на глиняных табличках.
Но вскоре чтение наскучило мне и детям.
Тогда я легонько, шутливо начал стучать глиняными табличками по головам детей.
— Ну, и нянька, — Джейн ужаснулась. — Если бы мне в гимназии стучали глиняной доской по голове…
— Я – не ты, рабыня.
Я – мужчина.
Ты – женщина.
Дети радовались, когда я бил их по головам глиняными табличками.
Да что там – радовались.
Дети визжали от восторга.
«Меркурий, — из спальни донесся властный голос госпожи. — Приди ко мне».
«Дети, меня ваша мать зовет.
Но вы можете продолжать развлекаться без меня.
Бейте друг друга глиняными табличками.
Весело!» — я оставил детей.
«Мой муж ночью ушел воевать с хазарами.
Ушел и не поспрошался. — Госпожа Адель внимательно меня осматривала. — Я собираюсь догнать мужа.
Скажу ему все, что думаю о нем».
«А что ты скажешь мужу, госпожа Адель? — Я вытаращил глаза.
Красота госпожи меня ослепляла.
Госпожа не потрудилась одеться.
Она стояла обнаженная.
Одета только в ласковый солнечный свет. — Что ты о нем думаешь?»
«Помоги мне одеться в дорогу, Меркурий», — госпожа Адель наклонилась и подняла с пола персик.
Она проделала все настолько медленно, что я заподозрил, что госпожа Адель заигрывает со мной.
«В дорогу тебе, госпожа, очень подойдет красный шелк», — я среди вещей Адель выбрал тонкий чайнинский шелк.
«Почему красный шелк подойдет мне в дороге, Меркурий?»
«Да, потому что ты – красавица, — я выкрикнул.
Приложил в испуге ладошку к губам.
Но уже было поздно. — Прости, госпожа.
Я всего лишь утончённый грациозный мальчик из храмового хора.
Я не сдержан в своих порывах и устремлениях.
Что в голове, то и внизу головы».
«Внизу головы – на языке, Меркурий?»
«И на языке тоже», — мои щеки загорелись.
«Ты очень хороший помощник по хозяйству, Меркурий, — госпожа не рассердилась на меня за мой необузданный порыв. — Когда я вечером или ночью вернусь от мужа, то я привезу тебе подарок.
Что тебе принести за службу, Меркурий?»
«Что мне?
Что мне? — Я начал выгадывать. — Меня часто одаривают щедро.
Я попрошу у тебя, госпожа Адель, хлыст».
«Хлыст, Меркурий?»
«Да, хлыст для лошадей.
Кнут.
Погоняло».
«У тебя есть лошадь, Меркурий?»
«Лошади у меня нет.
Но у меня есть, кого погонять хлыстом, госпожа Адель?»
«Кого же ты будешь хлестать кнутом, Меркурий?»
«В хоре многие парни мне завидуют».
«Они завидуют твоей красоте и серебряному голосу, Меркурий?»
«В хоре у каждого певца серебряный голос и красоты и избытке.
Но мне завидуют, потому что я могу присесть на одной ноге.
Вторая нога вытянута вперед.
Очень трудно приседать на одной ноге, госпожа Адель.
Я долго тренировался в детстве.
Я хотел стать центурионом.
Однажды спросил своего деда – Что нужно, чтобы добиться поста центуриона в армии Цезаря.