Я молча злорадствовал.
Предвкушал, как раба сейчас побьют и с позором вышвырнут из дома.
Мое прежнее выгодное положение восстановится.
Но я плохо знал женщин.
Да и мужчин почти не знал…
На раба окрик дочки хозяйки никак не подействовал.
Оборвыш замычал.
Правой рукой обнял за талию Ирину.
Левой рукой – удивленную Нику схватил.
Подтащил визжащих девушек к себе.
Но это был визг не ужаса, а визг – удивленного восторга.
Я храбро бросился на помощь Нике и Ирине.
Но раб оборванец лягнул меня.
Я отлетел и ударился головой о низ живота мраморной статуи Аполлона.
Ирина, Ника и оборванец раб скрылись в персиковой роще.
Я же с подвываниями побежал в спальню госпожи Адель.
Мне было больно, обидно, ужасно.
«Адель, Адель, — я ворвался в спальню.
Госпожа обнаженная возлежала на шкурах тигров. Возле ложа стояла амфора.
Фрукты в корзине источали одуряющий аромат. — Там.
Там…»
«Что там-там?» — Адель изогнула левую бровь.
«Оборванец, которого ты привела, похитил твоих дочерей Нику и Ирину».
«Как похитил?»
«Он облапил их и увел в купальню.
Нужно срочно спасать девушек».
«Ирина и Ника, дочери мои, уже в молодых годах, — Адель даже не поднялась с ложа.
Говорила спокойно.
С ленцой растягивала слова. — Они были недовольны, что оборванец их тащит в купальню?»
«Наоборот, Адель, — я захлебывался словами. — Сначала он облапил Ирину.
Увидел ее голую попку…»
«Ирина показала рабу попку?»
«Нет, не показывала.
Девушка воспитана в строгости, как весталка.
Туника чуть приподнялась.
Попка оголилась на миг.
Но оборванцу достаточно было, чтобы он воспламенился.
Он облапил Ирину и Нику…
Они, кажется, даже обрадовались».
«Меркурий, ты требуешь, чтобы я спасала своих дочерей от их радости и счастья?»
«Но так же не должно быть, Адель, — я заламывал руки. — Что патриции скажут?»
«Меркурий, ты кричишь и злишься, потому что ты не на месте оборванца раба, — Адель присела на ложе. — У тебя были возможности и шансы с моими дочерьми.
Но ты их не использовал!»
«Не использовал свой шанс или твоих дочерей, Адель?»
«Меркурий, теперь на ложе рядом со мной будет возлежать оборвыш, а не ты.
Ты мне надоел».
«Яаа?»
Я не мог ничего сказать в свою защиту.
Даже то, что я приседаю на одной ноге, уже перебито мастерством оборванца с улицы.
«Да, ты, Меркурий, очень неинтересный стал и пресный».
«Адель, как ты могла привести в свой дворец нищего оборванца раба, — я заистерил. — Как тебе в голову пришло?
Ты должна думать о своих дочерях.
Как выгоднее их выдать замуж за сенаторов.
Ты же занялась своими интересами.
Как тебе в голову пришло притащить в дом лишний рот?
Ты будешь кормить оборванца раба, а не меня?» — Я потерял почтение.
Зачем мне теперь играть в скромного и вежливого слугу?
Я понял, что напрасно сдерживал себя в этом доме.
Адель и ее детям нужен был не покладистый мягкий слуга, а дерзкий и напористый мерзавец.
«Я сначала даже и не думала покупать рабов, — Адель холодно на меня смотрела. — Я не сошла с ума.
Я сегодня очень устала на ярмарке.
Трогала шелка, перебирала драгоценности в лавках.
Не заметила, как торговый день подошел к концу.
Вдруг, я увидела около площадки для продажи рабов этого оборванца.
Раб оказался настолько плохим по виду, что его никто не купил.
Работорговцы, очевидно, потеряли всякую надежду сбыть его.
И, чтобы не тратить деньги на кормежку оборванца, выкинули его на улицу.