А затем они, как бы подружились.
Нашли общий язык.
— Общий язык – до поры до времени они нашли, — Семирамида заскрежетала зубками.
— Но все равно, Семирамида, твоя рабыня лучше меня.
Она живет красиво.
Даже ты, непокорная амазонка, слушаешь ее.
Я же подглядывала.
Смотришь на свою рабыню с любовью.
Джейн заставила тебя, амазонку, любить ее.
— Не с любовью я смотрю на Джейн, а с уважением, — Семирамида закусила нижнюю губку. — В чем-то ты права, Персефона.
Джейн – необычная.
Но в то же время она – обычная.
Поэтому не завидуй ей.
— Как это – необычная и в то же время обычная?
— Просто мы с тобой родились в другом месте, Персефона.
А – Джейн… — Семирамида замолчала.
— Между вами – тайна, — Персефона надула губки. — Ты не хочешь мне рассказывать о своей подружке.
— Как бы тайна, и как бы не тайна, — Семирамида засмеялась. — Что-то я стала философствовать.
То говорю – необычная и обычная, то – тайна, и не тайна.
— Ты не философ, Семирамида.
Философы жесткие.
Они – умные, но не разумные, — Персефона тоже засмеялась: — Я научилась у тебя, Семирамида, говорить и да, и нет одновременно.
Как философы.
Я сказала – разумные и неразумные.
Философы много знают, но мало что понимают.
Они никогда не признаются, что неправы.
Даже если кого-то беззащитного обижают, то философ никогда не заступится.
Философ свою трусость будет прикрывать мудрыми словами.
Вроде – Он заслужил наказание.
Каждому воздастся за преступление.
Ты же – нежная, Семирамида.
Нежная и добрая.
Но в то же время – можешь озлобляться и быть жестокой.
— Злая и жестокая я только с врагами.
— Я – не твой враг, Семирамида.
— Я знаю, Персефона, что ты не мой враг.
Еще час.
Еще пару часов на пиру, и я смогу назвать тебя своей подругой.
— Спасибо, Семирамида, что ты сказала, что я еще не твоя подруга.
Не обманула меня.
— Персефона, я доверяю тебе.
Доверие – очень много значит.
Но я не могу полностью доверять незнакомым.
Хотя бы потому не могу полностью довериться тебе, что я отвечаю не только за себя, но и за мою… Джейн.
Поэтому я и не рассказываю тебе о том, где Джейн родилась.
Я храню ее секретик.
Возможно.
Нет, наверняка, Джейн сама тебе расскажет – кто она.
Даже скажет, кто мы…
Не смейся, Персефона, — амазонка поправила локон Персефоны. — Мы не знаем, кто мы.
— Мы не знаем, кто мы, а твоя рабыня знает? — Персефона пропела.
— Персефона, если я скажу тебе о тайне Джейн…
И, вдруг, в твоем доме что-то произойдет неприятное для меня и моей рабыни, то я буду подозревать и тебя.
А я тебя не хочу подозревать тебя, Персефона.
— Что?
Что может произойти неприятное для тебя, Семирамида, и для твоей рабыни, — бледность налетела на хорошенькое личико хозяйки дома. — В моем доме ты в безопасности, амазонка.
Если ты так не считаешь, то я могу позвать стражников, чтобы они тебя охраняли.
— Спасибо, Персефона, что заботишься обо мне и о моей рабыне.
Но никого не нужно звать на помощь.
Во-первых, что никакие стражники не защитят меня.
Я – амазонка.
Стражники не любят амазонок.
Стражники считают, что воевать умеют только мужчины.
Поэтому стражники ревнуют амазонок к войне.
Во-вторых, Персефона.
Те враги, которые нас преследуют, — Семирамида приложила ладошку к ротику. — Вот я и проговорилась.
Сказала, что меня и Джейн преследуют…
— Семирамида, — щечки Персефоны порозовели. — Если в моем доме на вас нападут, то я встану плечом к плечу с тобой.