Взяли жирного.
Но, когда уходили с ярмарки, то рабыня потребовала, чтобы я вернулся к купцу Кальману и купил задешево, почти даром этого худого ягненка.
Вот почему я говорю, что не я покупал, а – рабыня.
— Я и не спорю, что я попросила тебя купить, — Джейн пожала плечами. — Меркурий?
К чему оправдания.
Ягненок хороший, но слабый.
— Я ничего не понимаю, — Персефона поднялась с мраморной лавки. — Ты… Джейн. — Каждый раз Персефона спотыкалась об имя Джейн.
Так и хотела произнести по-старинке – рабыня. — Ты скажи, что ты просишь у меня.
А то – ягненок.
Второй ягненок.
— Я прошу тебя, Персефона, чтобы ты подержала у себя худого ягненка.
Его нужно откормить.
Он хороший.
Но только много страдал.
Его не подпускали к хорошей еде другие бараны.
Я его пожалела.
Жалко его стало.
— А жирненького ягненка тебе не жалко, — раб захихикал. — Толстенький ягненок виноват в том, что он хорошо кушал.
Поэтому его мы скушали.
— Этот ягненок, — Джейн кивнула на пустое блюдо, все равно бы долго не прожил.
Поэтому я его приготовила.
— Он был больной? — Семирамида захохотала. — Ты приготовила нам ягненка с как их…
Этими… паразитами, червями?
— Во-первых, они называются глисты, — Джейн воткнула кулаки в бока. — Во-вторых, я не подлая.
Я никогда не готовлю заражённое больное мясо.
Жирненький ягненок был совершенно здоровый.
А ты, ты, Семирамида.
Я на тебя сержусь.
Ты обо мне подумала плохое.
Что я могу подать гадость к столу.
— Джейн, я же не хотела, — на миг амазонка и Джейн забыли, что Джейн - «рабыня».
Джейн оправдывалась перед «рабыней». — Не дуйся на меня.
Я же знаю, что ты меня…
Ценишь…
— Рабыня отчитывает свою госпожу, — Персефона проблеял на ухо Персефоны. — Не просто госпожу ругает.
Не просто так закатывает истерику и обвиняет госпожу, а еще и – амазонку.
Что это за удивительная рабыня?
— Рабыня удивительная еще и потому, что тебе отрезала яйцо, — Персефона прошипела в досаде.
Но досада была не на Меркурия.
Просто он не к месту появился со своим замечанием.
«Рабыня и Семирамида так мило ругаются.
Словно они знают и любят друг дружку вечность», — зависть Персефоны – белая.
Не злая зависть.
— Джейн… — Персефона произнесла с нажимом. — Ты сказала, что тот барашек, которого ты приготовила на шашлык, не больной.
Чистый и здоровый ягненок.
Но почему ты тут же заметила, что он долго бы не прожил.
— Он умер бы от ожирения сердца, — Джейн постепенно успокаивалась. — Очень любил покушать.
Если бы ему давали бы мало травы, то он умер бы от голода.
От тоски по еде.
Если бы откармливали, то не прожил бы из-за своих больших жировых запасов.
Поэтому он здоровый.
И даже очень подходит для приготовления из него шашлыка.
— Джейн, ты напугала нас своими паразитками, червями, — Семирамида выдохнула.
— Не моими паразитами и глистами, — Джейн надула губки. — Я чистенькая.
Одна таблетка – и никаких паразитов в человеке нет.
«Таблетка? — Персефона молча удивилась. — Что за таблетка?»
— Ой, - Джейн подпрыгнула и всплеснула руками. — Там же консомэ томится.
Главное – его не передержать.
— Джейн… Стой, — Персефона окликнула. — Ты третий раз просишь о живом ягненке, и в третий раз не договариваешь просьбу.
— Ягненок?
Живой? — Джейн закатила глазки. — Извини, Персефона.
Я задумалась о консомэ.
— Джеееейн, — Семирамида протянула.
— Да, Персефона, я прошу тебя, — Джейн неожиданно показала Семирамиде язычок, — чтобы ты позаботилась о ягненке до возвращения Семирамиды.