«Ты разговариваешь с рабынями, будто вы – подружки, – и никого, кроме вас нет.
Неприлично обсуждать кого-то, тем более свободного мужчину, господина, когда он рядом…»
«Ради Альтаиры, — Ванесса сложила губки сердечком. — Гендер.
Неужели, ты не понимаешь.
Мы не можем просто так разойтись.
Мы не желаем так. — Ванесса тяжело вздохнула. - Пожалуйста, постарайся понять.
Мы не глупые.
Гелазия, Комазия и Лекори теперь будут жить во дворце Альтаиры».
«Господин, ты замерз? — Гелазия подошла и согревала мои ладони своими маленькими ладошками. — Ты дрожишь». — Нежная улыбка Гелазии окутала меня.
«Я дрожу от непонимания, — я заскрежетал зубами. — Вы слишком сильно затянули кожаный ремень на мои руках.
Развяжите меня…»
«Ты же сам сказал, что очень хорошо, что руки у тебя связаны, — Гелазия чуть не плакала. — Ты боишься, что прискачут стражники.
Но зато со связанными руками ты перед ними оправдаешься…
Поэтому мы тебе руки не развяжем…»
«Да, мы не развяжем тебя, — рабыня Ванесса сказала жестко. — Иначе ты – по своей трусости – господин, наделаешь бед».
«Больше чем ты, Ванесса, я бед не натворю, — я ответил едко. — Обокрала купца Рахомболя».
«Я же сказала, что рабыни принадлежали и принадлежат тебе, Гендер», — Ванесса в нетерпении притопнула.
Два бурундука от неожиданности чуть в обморок не упали.
«Хорошо.
Соглашусь с натяжкой, что рабынь ты у купца не украла.
Но нордический шелк и бархат, Ванесса».
«Что нордический шелк и бархат, Гендер?»
ГЛАВА 396
СЕМИРАМИДА И СЕРЖАНТКА ДЖЕЙН.
ПОБЕГ ОТ РАХОМБОЛЯ
(ИСТОРИЯ: ГЕНДЕР И АЛЬТАИРА)
«Купец завопит, когда обнаружит пропажу…»
«Пропажу чего, Гендер?»
«Пропажу нордических шелков и бархата».
«Купец Рахомболь не завопит и не побежит к стражникам, когда увидит, что ни рабынь, ни шелка у него нет», — приятная собеседница Комазия провела пальчиком по моим бровям.
«Почему ты так уверена, Комазия, что купец Рахомболь не поднимет тревогу?» — Прикосновение пальца рабыни к моим бровям приятно отдалось в сердце.
«Купец ясно дал понять, сказал, когда вы торговались, что никаких нордических шелков и бархата у него нет, и не было.
Он же знает, что они запрещены к продаже у нас.
Как ты себе представляешь, господин?»
«Что представляю, Комазия?»
«Представь, что купец Рахомболь прибежит к стражника.
Закричит спасите, помогите».
«Ты так смешно изобразила, Комазия, — Лекори, Гелазия и Ванесса согнулись от хохота. — Очень смешно показала, как купец будет вопить.
Ты – настоящая комедиантка, Комазия.
Ахахахахаха».
«Я бы сказал – актёрка из балагана – Комазия». — Мне неприятно, что восхваляют рабыню.
Меня!
Меня все и всегда должны восхвалять.
«Одно время мы зарабатывали в балагане», — Прекрасная собеседница Комазия не обиделась, не смутилась на мое замечание.
«В балагане?
Вы?
Как вам не стыдно!» — Я выдохнул.
«Почему нам должно быть стыдно?» — Лекори не поняла.
«Балаган – неприлично для девушки».
«А мужчинам ходить в балаган – прилично?» — Комазия, несмотря на спор, не раздражала меня.
«Мы в балагане только зарабатывали деньги, — Гелазия осветила меня нежной улыбкой. — Только деньги.
Ничего больше.
Наш отец тяжело болел после каждого пира.
Ему нужно было много денег, чтобы он восстановился после пира к другому пиру».
«Я ослепляла мужчин своей красотой, — Лекори знала силу своей красотищи. — Посетитель балагана приглашал меня за столик к себе.
Комазия за столом обольщала посетителя сладкими речами.