Похоже, что в дополнение ко всему он в очередной раз нарушил собственный зарок не мешать разные напитки. Его сильно мутило, ставший огромным сухой язык еле помещался во рту, поднять веки мешала острая резь, а внутри глазных яблок пульсировали тяжелые молотки боли.
Сергей переселил боль, заставил себя встать и пошел искать попить. Не выпить, Боже упаси, а именно попить, желательно, холодненького. В большом прозрачном шкафу нашел бутылочку апельсинового сока — о, то, что надо! — выпил, не отрываясь. На несколько секунд стало легче, потом все ощущения вернулись. Во рту по-прежнему было сухо, а в животе жидкость разлилась холодным грузом. Поплелся в спальню — тишина, разметавшись и похрапывая, спят соратники, испуская тяжелое алкогольное дыхание.
Его зеленая постель смята, но не расправлена — значит, свалился и заснул мгновенно, как это бывает у очень пьяных людей. Зеленая постель, усмехнулся Сергей, прямо поэтическое описание лужайки, чисто Роберт Бернс! Смеяться, правда, тоже было больно. Душ принять, что ли?
Душевая представляла собой четыре кабинки, закрывающиеся непрозрачными стеклянными дверями. За одной из них слышался шум льющейся воды и угадывался женский силуэт. Надо же, кто-то тоже поднялся в такую рань! Часов у Сергея не было, не было в их помещении и окон, но как-то было понятно, что сейчас очень раннее утро. Или глубокая ночь, как посмотреть. Сергей начал медленно раздеваться, но в это время в кабинке выключили воду, и он решил погодить, да и любопытно было — кто же это там?
Запахивая на груди голубое полотенце, выскочила из кабинки та самая стриженая брюнетка, что ему понравилась. Охнула, увидев Сергея, даже подпрыгнула от неожиданности.
— Привет! — улыбнулся он.
— Предупреждать надо! — буркнула она.
— Извини, не подумал. А ты чего в такую рань поднялась? Не спится невесте на новом месте?
— Не спится. Только я не невеста.
— Да это просто поговорка такая. Я там вчера не сильно бедокурил?
— А ты ничего не помнишь, что ли?
— Нет. Видно набрался на голодный желудок. А что было-то?
— Да ничего особенного. Все как обычно, даже скучно. Традиционный кобеляж под выпивку. Неинтересно.
Сергей хмыкнул.
— Я, надеюсь, ничего себе такого не позволил?
— Не позволил. Слушай, может, дашь мне одеться, а?
— Конечно. Извини.
Сергей вышел из душевой. Там что-то долго шуршало, стукалось, брякало и даже позванивало, хотя чему там звенеть-то, в единой их униформе? Брюки да рубашка, сколько времени надо, чтобы это надеть?
Наконец, она вышла, теребя полотенцем черный ежик на голове.
— Всё, можешь заходить.
Надо же, позволила.
Он уже взялся за ручку двери.
— Приходи потом на кухню, ладно? Я тебя кофе напою.
И, уже входя в душ, он усмехнулся. Напоит она. Забавно. Хотя и волнует, конечно, не без того. И пока он стоял, подставив лицо под ледяную струю воды, набирая ее в рот и сплевывая, чтобы хоть как-то спастись от отвратительной сухости, снова вспомнил Анну, и в животе стало холодно и пусто, сердце заколотилось, и предстоящее свидание с Голубой стало совсем неинтересным.
Когда он вошел в кухню, она пыталась разобраться с кофейной машиной и, обернувшись к нему, беспомощно улыбнулась.
— Что-то не получается. Ты знаешь, как запустить этот агрегат?
Сергей засмеялся. Снова стало легко.
— Конечно, знаю!
Всего-то и надо было, что вставить капсулу и проверить уровень воды. Машина вздрогнула и задрожала, прыснув коричневым паром в чашку.
— Тебя как зовут-то? — спросил Сергей, продолжая следить за машиной.
— Что значит «как зовут»?
— Ну, до того, как ты сюда попала, тебя как звали?
— А тебе зачем?
— Интересно просто.
— Не надо этого. Нам нельзя говорить настоящие имена.
— Ну, так и нам нельзя, но мы же одни здесь. Кто узнает?
— А вдруг? Откуда ты знаешь? Вдруг у них и вправду суперчувствительные микрофоны? Да и зачем? Что нам это даст?.
— Логично.
Действительно было логично. Зачем?
— Как-то странно к тебе обращаться: «Голубая». Дурь какая-то.
— Ничего, Зеленый, привыкнешь.
Они посмеялись.
— Впрочем, можешь звать меня мисс Блю. Или фрау Блау.