Наконец, картинка сменилась, Марвин оказался на поляне рядом с родной деревней. Поблизости паслись козы с маленькими козлятами. Один из них оказался так близко, что его невольно захотелось погладить. Интересно, что станет с этим малышом, когда он подрастёт? Станет ли он вожаком или просто ужином? Будет ли у него потомство или он решит уйти в отшельники? А если будет потомство, что станет с ними? Марвин не был сентиментален и не занимал мыслей скотом, вопрос возник скорее из любопытства.
— Еду принеслиии! — одна из деревенских окрикнула стадо и указала на тележку с капустой — куда более лакомой, чем трава, и козы послушно двинулись прочь. Марвин внутри себя усмехнулся нелепости ситуации, всё-таки до чего забавные создания.
Кузнец снова оказался в кромешной тьме. Он ощущал себя её частью, проваливался, будто та была водой, но не чувствовал ни влаги, ни воздуха. Пространство вокруг него было полым, бескрайним и всепоглощающим. Где-то глубоко внутри ему захотелось вернуться к козам. От этих мыслей его бросило в лёгкий озноб, исходивший откуда-то извне, и картинка снова изменилась. Теперь Марвин ощущал себя в графитовой серости, пусть и едва, но ощутимой и определённо конечной. Неподалёку от него едва заметно мерцало множество разноцветных шариков: одни переливались разными цветами радуги, другие едва меняли цвет, третьи вообще оставались неизменными. Особенно сильно выделялись два более крупных шара и один золотисто-белый, подобный спиралям из прошлой «бездны». Внезапно подул тот же смрад, что и в прошлую ночь, когда он задремал на скаку. От неожиданности кузнеца чуть не стошнило, и он на секунду отвлёкся.
— Марвин…
Далёкий голос.
— Марвин…
Чуть ближе.
— Марвин…
Совсем близко.
— МАРВИН!
Пелена была прорвана.
Я с трудом разлепил как будто застывшие веки. Вокруг был полумрак, на кровати стоял поднос с какой-то едой. Тело не слушалось и ныло, свет нигде не горел, но отчего-то всё же исходил. Я повернул голову в сторону окна и обнаружил его полуоткрытым. Пока глаза привыкали, я не сразу понял, что там сидел Йольм с остатками своего ужина. Через несколько мгновений я понял, что меня звал именно он — рот пикси был полуоткрыт и едва выговаривал полушёпотом: «Марвин, посмотри». Коротышка выглядел побледневшим то ли от света ночи, то ли от ужаса. Я тут же сорвался с постели, рука пронзительно заныла. Преодолевая остатки сна, я приблизился к окну, которое нам строго-настрого запретили открывать.
Их были полчища.
Посреди сумрачного мира по ту сторону дня, во мраке, сгустившемся за пределами почти заснувшего города, на холме, что отделял степи от земель крепости, я видел рой, нет, клоаку из тёмных бестелесных фигур, толпившихся на самом его верху. Проклятые то обретали плоть и форму, то снова становились бесформенными призраками. Глубоко внутри себя я понимал, что они не могут пройти дальше из-за какой-то преграды, но к своему удивлению и отчаянию я также чувствовал. И второе подсказывало: она не вечна. Я повернулся на Йольма и по его лицу увидел к своему ужасу, что он это знает. И они это знают.
Глава 4
Сказание древней крепости
Прошло около двух дней с ухода войск. Вокруг замка по-прежнему оставались разбитые лагеря, кое-где бродили заплутавшие оруженосцы, оставшиеся рыцари и лошади. Привычные пейзажи размыло грязью, слякотью и режущей вонью. Долина, обычно ветреная, благоухающая и зелёная, сейчас выглядела душной и сонной: ранним утром всё затянулось туманом и не торопилось рассеиваться.
Замок в последние недели стал непривычно подвижным. Жизнь сильно изменилась после недавнего бунта Хранителей, которые сначала наложили табу на использование сил, а потом скоропостижно были убиты. По мнению части членов ордена они повели себя как глупцы, воспрепятствовав прогрессу, другие же возмутились беспределу, из-за которого, возможно, единственные мерила этого мира погибли, едва выставив ультиматум. По официальной версии их убили фанатики, возмущённые тем, что их силы стали нестабильны и, как следствие, неконтролируемы. Споры между Элементалами, Великими и Хранителями продолжались уже какое-то время, но в этом уголке мира про них знали крайне немного. В основном бытовало два мнения: первое — что нынешние почтенные Хранители стали слишком старомодны и тщеславны, а потому отрицали любые новации в магии. Небезосновательная точка зрения, к слову. Они выступали против обучения вне орденов, использования сил среди простолюдинов, а также ограничивали создание межвидовых браков. Второе же мнение было благосклоннее: оно хоть и не отрицало порой излишне консервативного взгляда набольших Хранителей, но всё же поддерживало их в последнем запрете — экспериментов над магией. Именно это противоречие в итоге и привело сначала к табу, а потом и к тому хаосу, что происходит сейчас.