Она лишь смиренно вздохнула и взглянула на кроны и всё, что простиралось за ними.
— Холодные ветра — это память прошлого, потухшее пламя, сменившее всепоглощающую ярость на сухой расчёт. Они говорят лишь за мёртвых и спящих.
Между ними повисла немая опустошающая пауза.
— Но… — Хокке сглотнул. — Если они уже на том свете, то как они могут говорить?
Дорога меж тем уже потемнела и окончательно погрузилась в сумерки вечернего леса. Ветви невысоких деревьев переплетались вокруг тропы — когда-то их намеренно сюда посадили и обозвали тенистым коридором, то ли для красоты, то ли для защиты — даже у окраин леса были свои границы, и Древо было их главным символом, а тенистый коридор — единственным путём к нему. И пусть эта местность считалась ещё относительно безопасной, без оружия или по одиночке ходить здесь не рисковали. Трава становилась всё темнее, а очертания стволов за пределами рощи толще и массивнее, как будто обретали положенное им хозяйство и власть над ним.
Солнце окончательно скрылось из виду.
— Эй, вы там скоро? — Марвин вальяжно разлёгся на одном из деревьев. — Улитка быстрее станет Великим, чем вы соизволите куда-то дойти.
— Молодёжь всё торопится, а? — старый кузнец крепко хлопнул ученика по плечу. — Не оскорбляй улитку, она намного лучше этих засранцев.
— Благодаря одному из них мы себя кормим, я хотел проявить каплю уважения.
— Ха. Да я скорее поверю, что Шнерд — благородное создание, — Хокке недовольно сплюнул. И хоть Марвин думал поспорить, всё же осёкся. Ему и самому не нравились Великие, слишком загадочные и непонятные, но при этом приносящие до кучи лишних проблем. Если они делали что-то минимально полезное, их славили и возносили, если создавали хаос — боялись и молились. А идея несменяемости такой капризной власти кому угодно поперёк горла встанет.
Меж тем тенистый коридор окончательно расступился, открыв взор на редкое и удивительное творение природы — лощину неидеальной овальной формы. Маленький ручеёк, бравший своё начало где-то в глубине леса, здесь распадался на две части, обвивавшие старое раскидистое дерево, которое почти целиком закрывало небосвод над лощиной. Там, где его крона заканчивалась, лиственную пелену перенимали соседние деревья, формируя природный потолок по почти всей низине. По самым близким к земле ветвям были развешаны праздничные фонари, часть из них была щедро распределена по всей лощине. По кругу почти от всех её краёв к центру, немного не доходя до ручья, тянулись ряды ступеней из железного дерева, на которых рассаживались селяне. Пусть со временем оно всё больше напоминало мягкую землю, нежели твёрдый металл, своих свойств отнюдь не утратило. К Древу тянулся единственный навесной мост, который тоже заботливо украсили разноцветными лентами. От всех ярких красок и света фонарей сама вода, казалось, превращалась в жидкое золото, хотя даже этот металл в лучшие моменты не мог сверкать столь живо и ярко. Но поистине главным здесь был не он, и даже не Древо, а хаотично и совершенно непринуждённо прораставшие то тут то там лавандовые росяные лилии. Множество росяных лилий. Их отстранённо-лиловый цвет контрастировал и дополнял обжигающие фонари, а застывшие капельки волшебно сверкали на лепестках. Цветы звучали медово-хлебными ароматами с привкусом щепотки соли, что спасало их от губительной приторности. Марвин невольно усмехнулся: сколько раз он встречал этот праздник, и каждый он словно опять оказывался всего лишь мальчишкой в ожидании чуда. Будто не прошло уже больше 20 лет. Будто он всё ещё верит в сказки и вот-вот из леса выпрыгнет семихвостый олень или стадо багровых кабанов. И всё же хороший кузнец в разы лучше и полезнее незадачливого воина, да и работёнка будет понадёжнее, чем сражаться за очередного герцога или королевство, а того и лучше — простаивать сутками в карауле, вылавливая Шнерд-знает-какого любовника непорочной принцессы. Увольте. Моё дело отбивать клинки, а не разбираться, куда их дальше воткнут.
Бабушка Элла самозабвенно двинулась к первым рядам. Её облик так подходил под окружающую обстановку, что создавалось ощущение, будто она принадлежит этому миру, а не тому — пресно-деревенскому. Хотя зачем врать — даже дома одно её присутствие могло воодушевить. Уже у самого ручья её фигура встретилась с другой, такой же невысокой и не менее опытной. Старейшина Йир уже не один десяток лет стоял во главе поселения. Кажется, когда Марвин только родился, тот уже был глубоко в летах. Его белоснежные волосы сливались с такого же цвета пушистой бородой. При первом взгляде легко можно было бы спутать с каким-то лесным духом, но то ли природная неуклюжесть, то ли возрастная неповоротливость делали его более человечным. И пусть он казался абсолютно безобидным, в споры с ним вступать никто не любил. Видимо, тяжкие долгие годы управления деревней на окраине Древнего Леса давали знать о себе: характер старика не терпел споров и пререканий, да и сложно было это делать, учитывая его положение. Седовласый пройдоха был не так прост — единственный маг на поселение как-никак. Не то чтобы он был особенно сильным, но учитывая всё более плачевное состояние их численности, умей он просто переносить воду без вёдер — его бы уже глубоко ценили. Марвин нехотя спустился вниз по вековым ступеням. Надо же отдавать дань традициям, даже если считаешь их невыносимо придирчивыми.